Рыбы не знают своих детей

— Я уже говорил в начале нашей беседы — надо бросать ваше занятие. Не знаю почему _:— то ли по своей молодости, то ли по другим причинам, — но вы не понимаете, что вокруг творится и на какую плаху кладете вы свою голову. Мы не можем равнодушно относиться, иначе говоря, мы не можем мириться и щадить людей, которые занимаются большевистской агитацией и пропагандой. Они нас тоже не жалеют. Могли бы — всех до единого вырезали бы. Только пока что руки коротки… А вам от души советую — бросьте. С сегодняшнего дня, с этого часа, иначе — сами понимаете… Это не игра. Мы будем вынуждены выполнить свой долг, несмотря на заслуги вашего мужа.

Животный страх охватил его, как и час назад, когда он сидел у себя на дворе на выщербленной колоде.

— Пожалейте ее, — заговорил он. — Ведь видите, что с ней творится. Теперь не время об этом говорить…

— А тебе, заступник, советую меньше стараться. Если не можешь иначе, тогда заткни уши, завяжи глаза и чтоб ничего не видел и не слышал. А если видел — забудь. И чтоб больше не бегал к телефону. Понял?

Он молчал, словно провинившийся ребенок.

Шиповник подошел к ведру, звякнул кружкой, затем громко большими глотками пил воду. Причмокнул губами и сказал:

— Думаю, что вы оба все поняли и хорошенько запомнили. Больше мы повторять не будем. Не послушаетесь…

Он не докончил свою мысль, потому что на дворе раздался шум: кто-то мычал, без слов гудел, будто там объяснялись меж собой немые.

Шиповник торопливо схватил автомат, прижался к дверному косяку, направив дуло прямо на дверь, а им взмахом руки приказал лечь на пол. Агне не торопилась. Поднялась с табуретки и, отойдя в угол, села. Он тоже встал, но не успел шагнуть, как дверь распахнулась и на пороге появилась Мария. Клевер держал ее за талию, почти нес, а ладонью другой руки зажимал рот. Из-за широкой ладони виднелись только наполненные страхом глаза Марии и лоб. Она барахталась, что-то мычала, но ничего нельзя было разобрать.

— Вот, еще одна, — сказал Клевер, отпуская ее.

— Я тебе не девка, чтоб меня лапал, — выпалила Мария, поправляя растрепанные волосы. Накинув на плечи ватник, но не застегнув пуговицы, она стояла злая, размахивала руками, а под рубашкой колыхались ее голые груди. — Имеешь свою бабу, ее и лапай, а здесь не распускай руки!

— Да моя далеко, — усмехнулся Клевер.

— Не умрешь! Целыми днями шляешься, как жеребец, — можешь и домой сбегать, — все кипятилась Мария.

Шиповник откашлялся, словно поперхнувшись. «Конечно, неприятно ему. И за эту его готовность защищаться, и за выставленный автомат, и за ухмыляющуюся рожу Клевера. Досадно ему, что весь серьезный разговор собаке под хвост, из всей этой серьезности вот какая комедия получилась», — подумал Винцас.

И не ошибся, потому что Шиповник и впрямь разозлился.

— Кончайте свои театры, — сказал он и, когда установилась тишина, добавил: — Думаю, что вы все поняли и не заставите нас принять более строгие меры.

Конечно, это говорилось ему и Агне.

— Нам пора, — сказал Шиповник и уже с порога бросил: — С богом.

Когда дверь избы захлопнулась, когда во дворе отгрохотали удаляющиеся шаги, Мария посмотрела на Винцаса, потом на Агне и спросила:

— Что вы тут делаете?

Никто не ответил, и тогда она снова спросила:

— Чего они хотели?

Но и теперь никто не ответил. Тогда Мария обратилась к Винцасу:

— Я со стенами разговариваю? Спрашиваю, что здесь было?

— Оставь меня в покое, — сказал он и вышел в дверь, унося только ему одному известную тревогу и заботу.

* * *

Когда закрылась дверь, она с облегчением вздохнула: славу богу, ушли. Оба ушли. Если б не Мария — неизвестно, чем бы все кончилось. Оставшись один, он, конечно, так просто не ушел бы. Даже и выгнать не удалось бы, хоть ты что… Очень вовремя появилась Мария. Даже не ведает, как она помогла. Что, если б не она? Лучше не думать об этом…