Рычащие птицы. Комментарии к будням

Читательница Биргит изображает нам следующий диалог с ее четырнадцатилетней дочерью Леной. Лена: «Можно мне в субботу вечером на вечеринку у Джекки?» Мать: «Когда она начинается?» Л.: «Не раньше десяти». М.: «Это слишком поздно. Ты же знаешь, самое позднее в одиннадцать ты должна бать дома». Л.: «Хорошо, сама будешь виновата». М.: «Что значит «сама будешь виновата»?» Л.: «Ну, раз мне нельзя ходить на вечеринки». М: «Что ты хочешь этим сказать?» Л.: «Ну, я же встречусь с Фло». М.: «Но в одиннадцать ты будешь дома». Л.: «Да, я думаю, что все закончится». М.: «Что закончится?» Л.: ««Ну, что? Фло ведь всегда говорит: «Уж эти дурацкие вечеринки! А не могли бы мы хоть раз побыть вдвоем?» М.: «И где же вы собираетесь побыть вдвоем?» Л.: «У него дома, разумеется». М.: «Там ведь его родители, так что все в порядке». Л.: «Они уезжают в субботу вечером». М.: «Куда?» Л.: «Откуда мне знать, может, на вечеринку» (У них уже трое детей.) М.: «Это значит, вы хотите вдвоем…» Л.: «Конечно, а ты как думала? И без предохранения…» М.: «ОБ ЭТОМ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ И РЕЧИ!» Л.: «Тогда отпусти меня на вечеринку к Джекки!» М.: «Но в двенадцать ты должна быть дома!» Л.: «В час». М.: «Но это самое позднее».

Госпожа министр Герер, что вы наделали![81]

Страсть к курению (I)

Их беды начинаются еще в детстве. Им приходится прятаться в кустах, чтобы делать это. А дома их ждет беспощадное «А ну дыхни!» После чего даже самые антиавторитарные родители могут расщедриться на затрещину.

Когда, наконец, в восемнадцать лет вы открыто в этом признаетесь, матери сокрушаются от позора. Молодая жизнь считается пропащей. Существование карманных денег почти прекращается. Лучшие джинсы прожжены в нескольких местах. А по утрам – этот ужасный кашель и першение в горле.

Секс перед курением становится второстепенным делом, еда после курения не приносит удовольствия. И постоянно эти жуткие истории про сужение сосудов на ногах, разложившиеся легкие, пожелтевшие пальцы, морщинистые лица. (Все неизбежно ведет к язве желудка.) Постоянно подвергаешься психологическому террору безжалостных попрошаек, всегда чувствуешь этот пресный вкус преступности в воздухе. Проветривать, проветривать – вокруг тебя все постоянно открывают окна настежь. Неудивительно, что ты вечно простужен и болеешь.

А теперь еще и эта публичная опала. Вон из офисов, из кафе, из баров! Дублин вас преследует. Больцано вас терзает. Цюрих скоро будет вас четвертовать. Бедные несчастные курильщики.

Страсть к курению (II)

Недавно здесь были описаны муки тех людей, которые есть везде, но скоро уже нигде не смогут чувствовать себя дома. Речь о курильщиках. От первой глубокой затяжки до последней их ждут унижение, бойкот, изгнание. А тут еще и запрет на курение в ресторанах.

Но самые жестокие страдания вы причиняете себе сами: вы бросаетесь отвыкать курить, не подумав о том, что можно ведь отвыкнуть и от отвыкания. Другими словами, человек – раб привычки, едва ли ему хватит сил побороть хотя бы десяток привычек за всю жизнь. Для курильщиков все эти десять попыток связаны с единственным желанием бросить курить. Потом они снова курят, поскольку ни от чего отвыкнуть у них не получилось. Правда, курят они меньше. Чем меньше они курят, тем легче могли бы перестать. Но поскольку они уже знают, как легко они могли бы перестать, то они снова курят больше.

Или по-другому: если хочется отвыкнуть от курения навсегда, нужно отказаться всего от одной-единственной сигареты: от следующей. Но курильщики не ищут легкого пути. Скрепя сердце они готовятся к тому, чтобы отказаться от всех сигарет, но только не от следующей.

Застывшие фигуры

Их сезон постепенно подходит к концу. Если бы они еще могли дать себя заморозить, они бы выглядели убедительнее. Но они и без того уже причислены к героям нулевых годов, потому что они завладели всеми пешеходными зонами Европы: неподвижные, часто выбеленные как мел артисты пантомимы, которые делают вид, что они памятники. Для Вены достаточно пяти штук. В Барселоне уже каждая вторая статуя, созданная не Антонио Гауди[82], является мимом. (Вот как они добиваются такой безумной плотности населения.)

Самое веселое в этих фигурах то, что они не шевелятся. И мы могли бы смотреть на них часами. (Перед Иоганном Штраусом в городском парке с этой задачей справляются только японцы.) И вот, когда мы суем такому миму монету, то якобы застывшую оболочку бьет дрожь, и статуя нам подмигивает. Почему нам так нравится давать им монеты? Может, потому, что в повседневности мы встречаем людей прямо противоположных: марионеток, которые не устают к нам приставать с какими-нибудь просьбами, и нам не хватит никаких денег, чтобы заставить их замолчать. Это и доказывает ежегодный дефицит бюджета.

Подлые девчонки