Рынок удобных животных

Многие люди, особенно в культурах западного типа, предрасположены к поиску сходств с харизматичными млекопитающими и птицами. Нам нравятся мемы с животными, а также сцены из их жизни, похожие на нашу повседневность. Такие сопоставления создают иллюзию связи с природой и помогают пережить чувство отчуждения. Неудивительно, что забавные фотографии диких зверей часто используются для создания мемов, иронизирующих над ценностями и побочными эффектами неолиберальной культуры. Например, демотиватор с медведем, который сидит в позе лягушки посреди реки, выражает язвительное отношение к самосозданию, одной из ключевых установок экономики человеческого капитала. Фотография сопровождается комментарием «They told me I could be anything, so I became a frog» («Они сказали мне, что я могу быть кем угодно, и я стал лягушкой»). Похожий мем обыгрывает императив личной ответственности за успех: изображение миниатюрной собаки, преследующей носорога, иллюстрирует девиз «It’s all about attitude» («Все дело в отношении»). Некоторые мемы поддерживают жертв прекаризации труда: например, фото с растерянным лицом альпаки и надписью «Alpaca your things» (созвучной фразе «Пакуй свои вещи») выражает солидарность с теми, кто потерял работу. Парные мемы с коалой и слоном, использующие игру слов, вызывают в памяти стрессовые ситуации, связанные с развитием карьеры в эпоху интенсивной географической и профессиональной мобильности: «I have the necessary koalafications» – «Your koalafications are completely irrelephant» («У меня есть необходимые коалификации». – «Ваши коалификации абсолютно нерелефантны»)419. Коала в этой ситуации олицетворяет всех тех, кто потерпел неудачу, пытаясь устроиться на работу за рубежом или радикально сменить сферу занятости в своей стране. В этом сближении дикой фауны и современного прекариата проявляется важная причина распространения квазитотемизма – тревожность как реакция на неопределенность. В этом Петтман видит сходство между первобытным и современным человеком: неуверенность и незнание питают потребность в тотеме – наставнике, хранителе, компаньоне420.

В период языческих верований люди видели в животных носителей тайного знания, потому что не могли объяснить природу многих явлений и предугадать их последствия. Опираясь на гипотезу Петтмана, мы можем предположить, что желание быть похожим на персональный тотем вызвано потерей контроля над карьерой и жизнью, неуверенностью в своих силах, ожиданием непредвиденных перемен и недоверием к другому. Не случайно, по аналогии с маскотами спортивных команд, среди индивидуальных тотемов мы часто встречаем символы маскулинности – тигров, львов, ястребов, медведей и волков. Вспомним «Темные начала» Пулмана – деймонами отважных полярных исследователей, лорда Азриэла и Станислауса Груммана, были снежный барс и скопа (морской ястреб). Харизматичные хищники символизируют неуязвимость к социальной дискриминации и обесцениванию, а также готовность занять позицию агрессора, а не жертвы, когда возникнет необходимость защитить собственные интересы. «Хотя мы обращаемся к тотему в поисках психологического сцепления с довольно хаотичным и противоречивым миром, мы сводим его образ к желаемым чертам, устраняя другие», – пишет Петтман421. Другими словами, наша потребность в наставнике идет рука об руку с обесцениванием самости животного. Квазитотем не является носителем знания, а его образ используется в качестве личного логотипа – упрощенного визуального символа, который позволяет упаковать желаемый имидж в краткое сообщение, адресованное и себе, и другому422. Эта склонность к схематизации отражает отсутствие физической связи с природой и проявляется в том, что позицию индивидуального тотема редко занимает конкретная особь и даже подвид. Как правило, современные квазитотемы представлены видами или отрядами хищных зверей и птиц (тигр, рысь, орел) без выделения подвидов, которые часто связаны с ареалом и его спецификой (амурский тигр, туркестанская рысь, степной орел).

Надгрупповой тотем как опора доминирующей культуры