Рынок удобных животных

Анализируя социально-психологические эффекты неолиберализма, Джули Уилсон обратила внимание на парадоксальное сочетание рациональности и невежества, характерных для этого режима. С одной стороны, он побуждает людей ориентироваться на развитие своего интеллектуально-творческого потенциала, с другой – способствует утрате знаний о жизни. В рамках неолиберальной культуры желанные навыки сводятся к тем, которые «можно напрямую использовать на рынке»534. Осознанный процесс познания мира, согласно Уилсон, уже не входит в круг личных интересов неолиберальных субъектов, в отличие от разрозненных фрагментов информации, которые мы должны усваивать, реагируя на динамику труда и потребления (моды на материальные и нематериальные продукты). В числе эффектов невежества как следствия интенсивной профессиональной конкуренции Уилсон выделяет деполитизацию и утрату способности мыслить критически535. Мы можем добавить к этому списку потерю навыка заботы о себе, включая важный компонент этого умения – чувство меры. «Регулярно чередуя загулы с ленью, он, как греки, учил меня чувству меры», – пишет Александр Генис о своем коте536. Сеансы сна, еды и личной гигиены у здоровых кошек будто подчинены невидимому расписанию – они никогда не игнорируют потребности организма в восстановлении жизненной энергии, хотя для их людей откладывание отдыха ради работы и развлечений стало нормой. Получив возможность изучить ритм жизни своего кота в самоизоляции, я перестала сопротивляться его попыткам инициировать совместный послеобеденный сон и стала чувствовать себя лучше. Его способность наслаждаться ничегонеделанием помогает мне ценить моменты прокрастинации, а самодостаточность и бедность побуждают пересмотреть потребительские привычки, призванные заполнять пустоту существования. «Потенциальное обладание у животного всегда остается актуальным необладанием, – пишет Тимофеева. – Это и есть настоящая бедность: у животных имеется ограниченный доступ к тому, в чем они нуждаются, но у них отсутствует опыт владения этими вещами как они есть»537. В книге «История животных» она приводит в пример зайца и других животных из рассказов Андрея Платонова, которые неутомимо «трудятся затем, чтобы жить и при этом, что важно, испытывать радость от жизни»538. Генис учится свободе необладания у своего кота: «Геродот ничем не владел и всем пользовался. Познавая мир, он употреблял его с тем аристократическим эгоизмом и произволом, который доступен мушкетерам Дюма и алкашам Венички Ерофеева»539. В романе «Дни Савелия» Григорий Служитель противопоставляет эту естественную способность кота наслаждаться своей бедностью стремлению людей к интенсивному потреблению развлечений:

Чтобы мириться с самими собой, люди придумали множество уловок. Например, развлечения. Гуляя вечерами по Маросейке, я наблюдал за горожанами. Мужчины и женщины шатались неприкаянными сонмами по округе. Они убеждали самих себя, что им очень весело живется. Они штопали Маросейку от бара к бару, приводя себя в состояние, когда ничтожность собственного существования заглушается скоротечной эйфорией. Страхи дня отступали, ужасы новостей теряли свою остроту. Каждое свое перемещение люди подтверждали снимком на телефон и тут же выкладывали его в интернет, чтобы собрать скудный оброк внимания к себе и хоть на время прикрыть свою ужасающую внутреннюю наготу540.

Ил. 23. Ужелень. Коллаж Ромы Хек, студия Fox&Owl.