Так или иначе, я со своими Металлом и Кристаллом получаю возможность воздействовать на сырьё для последующей перегонки, на пивное сусло, на будущее вино — пусть с потерями на преобразование энергии, но зато мне, в принципе, достаточно простого металлического бака, без мешалок, аэраторов, фильтров и прочего оборудования. Однако в реальной жизни я не буду же лично проводить весь цикл производства в ручном режиме, даже если бы не имел своего дела и устроился технологом на чужой завод — так извращаться не пришлось бы. Просто потому, что со специализированным оборудованием и быстрее, и легче, и сил хватило бы не на один бак, а на три-четыре производственных линии. Тем не менее, для понимания сути процессов и как возможность «тонкой доводки» будущего продукта, а также в случае поломки машин получаемые навыки были просто бесценны. Но забавно выходит: сварить компот или испечь пирог я при помощи своей силы не смогу, не те стихии, а вот сварить пиво или прожарить солод — вполне. Хм, и дрожжевое тесто для пирога сделать — тоже, может быть, даже лучше, чем профессиональный пекарь из «нулёвок».
Про необходимость сдать деньги в банк я почти забыл, тем более, что саквояж с ними спрятал в салоне, чтобы он проходящим мимо фургона студентам глаза не мозолил и не провоцировал на глупости. Надо сказать, что если вторые курсы и старше на автомобиль внимания почти не обещали, примелькался, то первокурсники проявляли к нему заметный интерес, и как правило я видел, что хоть один-двое, но обязательно около него крутятся. Но сигнальный артефакт с фабрики всё того же Кротовского, пусть и доработанный мною под руководством деда, ни разу не сработал, то есть, смотреть — смотрели, а руками — не лезли.
Так вот, про деньги я почти забыл, но, подъезжая к зданию Дворянского собрания и размышляя о том, что до назначенного времени ещё больше получаса и их надо чем-то занять — наткнулся взглядом на вывеску банка и вспомнил. Сдал девяносто тысяч, остальное оставил наличными «на всякий случай» и не торопясь двинулся извиняться. Переговорив с секретарём и уточнив, что история широкой известности не получила, я вышел в середину холла где, неизвестно зачем, находилось десятка полтора дворян, встречавшихся друг с другом и решавших какие-то вопросы. Прокашлявшись, чтобы привлечь внимание публики, сказал:
— Господа! Я, барон Рысюхин, Юрий Викентьевич, хотел бы принести свои извинения присутствующему здесь Артуру Харитоновичу Неясытеву. Я, будучи злокозненно введён в заблуждение, поддался эмоциям и, не проверив должным образом достоверность всех деталей события, предпринял действия, которые могли бы бросить тень на репутацию господина Неясытева. В чём искренне раскаиваюсь и довожу до всеобщего сведения, что на сегодняшний день не имею никаких претензий к указанному господину и при необходимости готов выплатить определённый Собранием штраф.
Надо сказать, что выступление не привлекло особого внимания, стоило мне закончить, как уже секунд через пять все вернулись к своим делам и не обращали внимания ни на меня, ни на Артура. Собственно, я чего-то такого и ожидал. Секретарь, предупреждённый мною по телефону ещё вчера, назвал сумму выплаты: сто пятьдесят рублей в пользу «пострадавшего» и сто — в кассу Собрания. Дорогое это удовольствие, доброе имя восстанавливать, причём — чужое! Зато теперь никто и никогда не сможет меня упрекнуть в распространении сплетен или ещё как-то использовать этот случай во вред мне либо кому-то ещё.
— Чеком или наличными? — Спросил я у обоих сразу.
Секретарь сказал, что ему без разницы, а вот Артурчик повёл себя, мягко говоря, провокационно:
— Наличные надёжнее будут.
Прозвучало как сомнение в моей платёжеспособности, а также намёком на то, что я могу выписать необеспеченный чек. Особенно удивительно, обидно и не мотивировано с учётом того, что он вчера лично видел чемодан денег, где (я только сейчас это осознал) лежало четыре с половиной годовых дохода семьи Неясытевых. Не поспешил ли я извиняться, а? Судя по удивлённому взгляду секретаря, он этот пассаж тоже не оценил, Артур сыграл себе в ущерб. Ну, и я тоже отвечу, без слов. Секретарю передал одну сотенную купюру, а вот Артуру насчитал из тех, что привезены были из Швеции, и самыми крупными купюрами были ассигнации по пять рублей, и тех немного, остальное по три рубля и по рублю. Я планировал оставить их Маше для расчётов с бакалейщиками, носильщиками, извозчиками и подсобными рабочими, если таковые понадобятся, но я ещё наменяю. Секретарь Собрания смотрел на это, с трудом давя ухмылку, а вот Артур ничего не понял. Даже немного обидно.
Приехав домой, рассказал девочкам, что все вопросы уладил, причём, так сказать, с лихвой и с перекрытием, а они в ответ порадовали тем, что ещё неделя или дней десять — и можно будет сделать пробную запись новой песни.
От бумажных дел меня оторвал звонок на мобилет от неизвестного абонента.
— Добрый вечер. Я говорю с бароном Рысюхиным, Юрием Викентьевичем?
— Да. С кем имею часть?