Рыцарь

– Детка, я уж включила обогреватель на полную, а ты все дрожишь. Надо купить тебе новую куртку. Может, на выходных выберемся в город, в магазин, который ты любишь? Я бы и сегодня тебя свозила, но больно уж это далеко.

– Я знаю, мам. Ничего. Я все равно сегодня вечером работаю, – ответила я, рассеянно глядя в окно.

На следующем светофоре мама протянула руку на заднее сиденье и вручила мне большой зеленый кардиган с вышитыми на грудном кармане словами «Начальная Персиковая». Это была самая училкинская одежка, которую я видела, но она была теплой, мягкой и пахла цветными мелками, и я завернулась в нее, как в купальный халат.

Мама подъехала к школе, я чмокнула ее в щеку, взяла сумку и вышла из машины. Моя внутренняя борьба возобновилась с того же места, где была прервана, и я механически пошла к своему шкафчику. Я хотела, я искренне пыталась примириться с судьбой, но мне удалось достичь лишь чего-то между тоской и жалостью к себе.

Я повернула в коридор С, а там, в конце, меня ждал Рыцарь, как я и думала. Живой, здоровый и гадкий. Я велела себе радоваться, но и это мне не особо удалось.

У меня даже улыбнуться не получилось.

Я пробормотала какое-то приветствие и остановилась возле своего шкафчика. Когда я уже совсем собралась его открыть, я вдруг сообразила, что мне незачем это делать.

Потому что у меня не было рюкзака.

Потому что он остался в машине Тони.

Потому что тут стоял этот придурок.

Офигенно.

– Панк? – Голос Рыцаря был ужасно ласковым. – Ты откроешь его?

Я решила, что возьму хотя бы учебник физики. Ну, и листок бумаги. И, может, попрошу у кого-нибудь карандаш.

Черт бы их всех побрал.

Вздохнув, я взялась за ручку и пнула угол дверцы, раскрыв ее одним махом. Я даже не помнила шифра. Метод Рыцаря был более эффективным.

И тут у меня замерло сердце.

Внутри, свисая с крючка, которого я раньше даже не замечала, висел черный холщовый рюкзак, утыканный булавками и заклепками. Мой рюкзак.

Я обернулась и в полном обалдении уставилась на Рыцаря.

– Я… Но как ты?..

Рыцарь поднял половину рта в почти подобие улыбки и сказал:

– Когда я тебя высаживал в пятницу, я заметил, что его нет. Так я пошел и забрал его.

У меня похолодело в желудке.

– Ты пошел и забрал его? Что это значит?

– Это значит, что старую машину открыть – нефиг делать, – сказал он, пожимая плечами.

Мне хотелось одновременно обнять его и избить. Это, конечно, было очень здорово, но это самоубийство. Почему он считает, что может просто так прийти на территорию банды, избить их поставщика наркотиков, и это после того как изрезал капот его машины, а потом, спустя несколько часов, взломать эту самую машину без малейших последствий. Да, но последствия-то были, и это я теперь за них расплачивалась.

– Ты знаешь, они хотят тебя убить, – только и сказала я. Что сделано, то сделано. У меня был мой рюкзак, а Рыцарь был жив, и то, что я на него наору, ничего не изменит.

Отвернувшись, я расстегнула рюкзак, а там вместо книжек вдруг оказался сверток из блестящей зеленой ткани, который тут же начал вылезать поверх «молнии».

Я поглядела на Рыцаря, который никак не реагировал, и вытащила сверток. Он развернулся у меня в руках, и это оказалась куртка-бомбер в стиле милитари. У нее были ярко-оранжевая подкладка и кармашки на рукавах. И она была моего размера.

Прижав ее к себе, я повернулась к Рыцарю.

– Повернись, – скомандовал он, и я не рискнула спорить под его взглядом из жидкого дыма.

Я повернулась, и мамина кофта – про которую я с ужасом поняла, что она все еще была на мне, – сползла с моих плеч на пол. Я наблюдала за отражением в стеклянной двери выхода, как Рыцарь продел мои руки в гладкий, скользящий нейлон. При нашей разнице в размерах казалось, что он одевает малыша в школу. Скинхед. Это была картина, достойная самого чертова Нормана Роквелла.

Зрелище было душераздирающим, но почему-то вызвало у меня улыбку. Подняв глаза с наших отражений на ярко-розовые и оранжевые перья облаков в утреннем небе, я наконец почувствовала, как на меня снизошло смирение, которое я тщетно искала все утро.

Я была рада, что Рыцарь жив.

Даже если это обойдется мне в сотню в месяц.

Тяжелые руки легли мне на плечи.

– Не могу поверить, что тебе как раз. Я знаю, что ты крошка, но, блин, Панк. Я носил эту штуку в младших классах. – И он рассмеялся. Смех был тихим, низким, совсем не похожим на кашель.

Я обернулась и не узнала парня перед собой. У него были белые, ровные, ослепительные зубы. Слегка задранный кончик носа был просто милым. И глаза – ярко-голубые, окаймленные километрами густых светлых ресниц и прижмуренные от смеха – напомнили мне витраж в церкви, изображающий архангела Гавриила.

Очевидно, просто никто никогда не видел улыбки этого парня, потому что если бы видели, то сделали бы все, чтобы заставить его улыбаться снова.

Я почувствовала, как мое лицо расплывается в широкой ответной улыбке. Я не хотела, но ничего не могла с этим поделать.

– Это мне? – спросила я.

Улыбка Рыцаря сжалась в ухмылку:

– Ну, я же не хочу, чтоб ты заразила меня СПИДом, а?