Рыцарь и ведьма

Оставшись одна, вздыхает. Поудобнее располагает на коленях мумию обезьяны. Надо его будет почистить, а то весь пропитался пылью. Девушка еще раз проверяет пистолет, закрепленный под сиденьем. Да, лучше бы ей не пришлось стрелять. Надо успокоиться. Еще ничего не случилось. А на новом месте, может, будет даже лучше. Разобраться бы только с трансмутантом.

Она прислоняет голову к окну. Из-за угла столовой виден краешек фонтана, в котором две недели назад нашли труп лаборантки. В тот день все изменилось. Хага начала пить таблетки. Ее стал мучить сон, в котором она пытается вернуть Нину к жизни с помощью машины Теркантура. Легче не стало даже после того, как шеф безопасности сказал, что Нина шпионила в Лаврелионе и что новый Адам таким образом защитил эксперимент.

Хага закусывает губу. Зачем вообще был нужен последний ингредиент? Они ведь сами научили свое творение убивать. Ален Лурия настаивал, что без этого формула будет неполной. «Давайте, – горячился он, – кастрируйте постчеловека. Застрахуйте его от неправедности!»

Рядом с девушкой начинаются рассаживаться коллеги.

– Привет, Хага. Тут не занято?

– Эй, а я думал, ты ненавидишь эту обезьяну.

– Это правда, что с нами поедет остроухий?

Салон быстро заполняется. Последним входит обритый налысо эльф. Садится напротив. Молодой, крепкий. Льняная рубаха натянута, как парус, на мышцах груди. Голубые венки на шее и голых висках. Сильные руки. И широкий кожаный пояс с ножами. Хага машинально пересчитывает ножи, а потом пассажиров. Ножей даже больше. Хочется верить, что тут нет преднамеренной связи. Жалко будет дырявить это безупречное тело. Девушка вздрагивает от взгляда крупных лавандовых глаз, снова отворачивается к окну. Предварительно убрав прядку за ухо. И сев поровнее.

В салоне становится тихо. Только слышно, как остроухий втягивает воздух хищными ноздрями.

Наконец дверь с лязгом закрывается. По салону прокатывается вибрация и гул мотора, а спустя несколько минут вся автоколонна приходит в движение.

Лаврелион за окном тоже трогается и начинает медленно складываться, сворачиваться и сжиматься. Остаются позади последние углы и грани, еще белеет между хмурых дубов часовня. Хага смотрит, смотрит, выкручивает шею. Если всаживать в девушку нож, то – сейчас: пока она вся отдана прощальному взгляду.

Хага поворачивается, невредимая. Снова короткое, хоть и неслучайное сцепление взглядов. И снова девушка отводит глаза. За бортом автобуса клокочет и струится зеленая лава, отвесно восставшая по бокам от дороги; в окна ударяют ветки, обвешанные мшистой бородой. Через лобовое стекло виден идущий впереди фургон. А еще дальше – контейнер с машиной Теркантура и трансмутантом. Если смотреть туда, в обгоняющую их даль, подернутую выхлопным дымком, то боковым зрением можно отслеживать положение лавандовых глаз – единственное подвижное во всем облике остроухого.

Что ж, вот она, дорога. Пока что спокойная, даже если потряхивает. Лишь бы не изменила.

Хага взглядывает на матовое небо. Откуда еще обрушиться буре, хотя бы и мистической? Небо как небо, ничего необычного.

Черт, кажется, она забыла маску для сна. Точно. Оставила на комоде, на видном месте. Специально положила, чтобы не забыть.

Спустя какое-то время девушка бросает блюсти осанку – не ради же этого истукана! – и слегка оползает в кресле. Мысли ее по-прежнему обращены назад: к последним невеселым дням в Лаврелионе. Работы стало меньше, а мучительных сомнений прибавилось.

Взгляд ее блуждает, намеренно обходя стороной эльфийского конвоира, но не находя, к чему еще пристать. В салоне возобновляются переговоры вполголоса. К остроухому привыкли – всепобеждающий человеческий дар обустраивать жизнь при любом раскладе. Еще через полчаса кто-нибудь, зашуршав пакетом, расчехлит бутерброд, и на весь автобус аппетитно понесет колбасой.

Пасмурное небо впереди начинает светлеть. Того и гляди прорежется солнце. Среди туч намечается слепящий зазор, на который лучше долго не смотреть, а то на сетчатке останутся радужные пятна. Хага щурится, но взгляда не отводит. Что-то не так. Рассеянное свечение, сначала бесформенное, как бы уплотняется в косматый сияющий ком и обрастает дрожащей кромкой. И уже не кажется, что он вписан в контуры туч. Тучи там, наверху. А живое сияние – гораздо ниже и ближе и движется заодно с колонной.

Эльф замечает ее замешательство, пока еще не тревогу, и сам оборачивается посмотреть.

– Похоже на шаровую молнию… – говорит кто-то за спиной Хаги.

– Будто ты видел шаровую молнию! – возражает женский голос.

– Эй, у меня мурашки! И запах! Чувствуете? Озон?

Хага чувствует, как на коже рук приподнялись волоски. Покалывает скальп. Да, похоже, что у этой штуки электрическое происхождение… Только почему она так строго удерживается над контейнером с машиной Теркантура? Будто сознательно.

Остроухий переглядывается с Хагой, и по его лицу она понимает, что он так же растерян. Или делает вид. Или, если это все-таки провокация эльфов, его могли и не предупредить. Для верности.

Хага опускает с колен сверток с чучелом. Вот сейчас удобно скользнуть рукой под кресло…