Рыцарь мечты

– О Боже, благодарю Тебя за эти мгновения! Я – готова… – проговорила она голосом, казалось идущим из самого сердца. – Тангейзер, воды… Принеси мне земной воды.

– Но у меня нет ни кувшина, ни кубка, – в растерянности оглянулся Тангейзер.

Ему показалось, что лицо Элизы бледнеет с каждой секундой.

– Принеси мне воды в ладонях, рыцарь Тангейзер. Мне хватит нескольких капель. Помнится мне, вон за той скалой бьет хрустальный ключ… – Элиза улыбнулась светло и печально, будто прощаясь с ним.

Тангейзер торопливо обогнул скалу. Он не сразу нашел ключ, бьющий тонкой струей у корней могучего дуба.

Рыцарь набрал полную пригоршню воды и, чувствуя, как она сочится сквозь пальцы, поспешил на зеленую поляну.

Там он с изумлением огляделся. Элизы не было. Посреди поляны стоял Экхарт Верный, и Тангейзера поразило его потрясенное лицо.

– Триста лет… Она не хотела, чтобы ты это видел… Это было слишком страшно…

– Постой, где она? Где Элиза? – в недоумении, уже предчувствуя недоброе, произнес Тангейзер.

– Она умерла счастливой… Пока она могла, она читала молитвы, одну за другой. Волосы ее поседели. Лицо покрылось морщинами, платье истлело… Нет, я больше не могу говорить…

Слезы текли по щекам Экхарта Верного.

Тангейзер наклонился и увидел рассыпанную по траве горсть серого пепла. Трава зазеленела живым изумрудом, земля втягивала пепел вглубь. Он исчезал. Остатки воды из ладоней Тангейзера пролились на траву.

Вдали празднично и светло звонили колокола.

– Господь милосердный простил Элизу. – Тангейзер набожно перекрестился. – Ведь Элиза была измученной, запуганной девчонкой, когда ее соблазнила Венера. А я… Эти пиры и сладость ее объятий… Я великий грешник! Мой Экхарт Верный, я поеду в Рим, к папе Урбану Четвертому[38]. Когда-то он благословил мой меч на борьбу с сарацинами. Только он может отпустить мои прегрешения, иначе тяжесть их раздавит меня.

– Я поеду с тобой, – не колеблясь, сказал Экхарт Верный.

Из густой березовой рощи, услыхав голос хозяина, выбежал конь Тангейзера, белый Альтар.

– Ты постарел, мой преданный друг! – Тангейзер обнял за шею любимого коня. – Еще бы – семь лет! Но ты еще полон сил.

Они спустились с горы.

Тангейзер с грустью проехал мимо своего родового замка. От замка осталась бесформенная груда камней. В разрушенном холодном очаге пристроилась зайчиха с выводком пушистых зайчат. Пруд, где раньше плавали белые лебеди, превратился в болото. На гнилых кочках сидели пятнистые жабы.

Вдали показался замок Ингерн.

«Жив ли старый добрый барон Анхольт? Мой крестный брат Раймонд, наверное, уже обзавелся семьей. С какой сердечной радостью я бы обнял его. Но я так отягощен грехами, покрыт ими, как черной корой! Только папа Урбан наделен высшей властью очистить меня от скверны. И тогда я вернусь в родные края с легким сердцем и чистой душой…» – думал Тангейзер.

Путь по Баварии прошел благополучно, словно кто-то помогал рыцарям в дороге.

У Экхарта Верного нашлось несколько золотых монет. Они ночевали в придорожных постоялых дворах, а иногда в теплые ночи спали прямо на земле, подстилая под себя плащи.

Альпы встретили рыцарей суровым холодом. Но Тангейзер, который не раз пробирался по обледенелым перевалам, уверенно находил дорогу.

С Адриатического моря повеяло влажным теплом.

Тангейзер и Экхарт Верный проезжали маленькие города. Жители дружески приветствовали рыцарей в изношенных плащах, на которых еще можно было различить изображение креста.

Женщины выносили им свежее виноградное вино в кувшинах и хлеб. Они улыбались усталым рыцарям в пропыленной одежде.

Тангейзера охватило нетерпение и доброе предчувствие, что еще немного – и он освободится от каменной тяжести, сковавшей его Душу.

С волнением и сердечным трепетом рыцарь наконец въехал через городские ворота в царственный Рим. Он ехал широкими улицами мимо дворцов римских вельмож. С балконов спускались гирлянды цветов. На площадях били фонтаны, украшенные статуями.

Какие длинные улицы! Грудь Тангейзера вздымалась от еле сдерживаемых рыданий, он задыхался[39].

Рыцарь не помнил, как поднялся по широкой мраморной лестнице и вошел во дворец папы Урбана. Тангейзер проходил один богато убранный зал за другим, не замечая ни великолепных сводов, блистающих золотом и лазурью, ни мраморных колонн.

Стражники пропускали его. Им было приказано пропускать крестоносцев – защитников истинной веры и святого города.

Наконец рыцарь вошел в высокий зал, стены которого были расписаны фресками великих художников, изображавшими Христа и Его учеников. Но все как бы тонуло в тумане перед взором Тангейзера.

Несколько шагов – и рыцарь упал на колени перед троном, на котором сидел папа Урбан. На нем была красная мантия, на грудь с двух сторон опускалась широкая бархатная лента, украшенная драгоценными камнями и вышитыми на ней святыми.

Папа Урбан наклонился к Тангейзеру, слегка опираясь на свой посох. Его старое лицо в глубоких морщинах было спокойно.

– Мне кажется, я уже видел тебя когда-то. – Его голос звучал приветливо. – По твоему лицу и манерам похоже, что ты знатного рода. Что ты хочешь сказать мне, сын мой?