Рыцар свабоды

Мураўёў. Полковник, не задавайте глупых вопросов генералу… умному.

Лосеў. Так вот, весь квартал, примыкающий к костёлу, — это так называемые «муры», бывшие общежития бывшего университета. В одной из квартир этих «муров», «мурей» и проживает «диктатор Литвы» под, будем надеяться, последним своим псевдонимом. Не исключаю, что как раз в этот момент через своё окно он смотрит на ваши окна.

Мураўёў (адступаючы ад окна). Александр Михалыч, я не люблю таких шуток… Взять его сегодня же! Сейчас! Сию минуту!

Лосеў. Никак не возможно-с, ваше высокопревосходительство. Я знаю его псевдонимы, но не знаю в лицо, не знаю номера квартиры. Изучаем домовые книги, чтобы не спугнуть птицу, чтобы взять тёпленьким, прямо из гнёздышка.

Мураўёў (выціраючы ўспацелы лоб). Это, скажу я вам, не просто птица. Это орёл, судя по гнездовью пред окнами генерал-губернатора Муравьёва! Я отдаю должное его мужеству, но возмущён наглостью…

Лосеў. Не стоит, ваше высокопревосходительство, а шторы задёрнуть не помешает. (Закрывае шторы.) Он ведь и стрельнуть может.

Мураўёў таропка хрысціцца.

Мужество не последнее его качество. Это вам не казак-разбойник Разин, не мужлан Пугачёв. Я вам теперь о нём многое могу порассказать… Кстати, ваше высокопревосходительство, я весьма уверен в том, что моё усердие в поимке главного распорядителя не просто мятежа, а подлинного восстания по европейскому типу будет по достоинству оценено и вами, и августейшим монархом…

З закрыццём апошняга акна сцэна зацямняецца. Гадзіннік б’е дванаццаць.

ІІІ

Памяшканне, прыстасаванае пад турэмную камеру на аднаго вязня. Жалезны ложак без пасцелі, прыкуты да сцяны невялічкі столік, каля яго зэдлік, нізкае акно за кратамі.

Аднекуль далятаюць касцельныя спевы, арганная музыка. Каліноўскі ў задуменні ходзіць па камеры. Грымяць запоры, адчыняюцца дзверы, уваходзяць Лосеў і Паліцмайстар з папкай для Лосева.

Лосеў (добразычліва). С добрым утром, молодой человек!

Каліноўскі (стрымана). Здравствуйте, господин полковник…

Лосеў. Как спалось? (Глядзіць на жалезны ложак.)

Каліноўскі (у тон Лосеву). Спасибо, хорошо. Но некоторые неудобства всё же ощущались, если вы имеете в виду постель…

Лосеў. Некоторые неудобства, некоторые тревоги, определённые опасения. Понимаю. Сочувствую.

Каліноўскі. Естественно, тревоги. Если бы к вам ночью вломились, скажем, косинеры или кинжальщики…

Лосеў. Типун вам на язык.

Каліноўскі. Скрутили, связали и бросили в такую вот конуру, вы бы тоже, поди, встревожились…

Лосеў. Наверняка бы встревожился и даже перепугался. А вы, смотрю, держитесь молодцом, стало быть не из пугливых…

Каліноўскі. А чего мне, собственно, пугаться? Вины особой за собой не чувствую…

Лосеў. Как вы очутились в Вильно? Где были до этого? Какое учебное заведение окончили? Судя по произношению и одежонке, не из мужиков вы.

Каліноўскі. Совершенно верно. Окончил здешнюю гимназию, но университет — не успел, в организации польской не участвовал, из шайки Вислоуха, которой был захвачен прошлым летом, бежал в октябре, возвратился в Вильно. Наняв квартиру в бывших университетских мурах, занимался разработкою материалов исторических характеров славянских народностей… Чего пугаться? Разберетесь — отпустите. Сам понимаю — время неспокойное. Жандармы тоже имеют право и сомневаться, и ошибаться.

Лосеў. Вы, должно быть, не учитываете, что я из тех жандармов, которые не ошибаются. (Рэзка, патрабавальна.) Имя?! Фамилия?!

Каліноўскі. Я вам ещё вчера сказал: Игнатий Витоженец.

Лосеў. А Макаревич — кто?!

Каліноўскі. Понятия не имею.

Лосеў (паліцмайстару). Девицу — сюда!

Паліцмайстар. Которую?..

Лосеў (уважліва гледзячы на Каліноўскага). Девицу Ямонт… Марыську.

Паліцмайстар выходзіць.

А на тебе и волос не дрогнул…

Каліноўскі. Не будем тыкаться, полковник!

Лосеў. Именно этой реплики я от тебя и ожидал, интеллигент паршивый.

Паліцмайстар прыводзіць Марыську. Каліноўскі абыякава разглядае яе бы незнаемую.

Госпожа Ямонт, знаете ли вы этого человека? Если да, то с каких пор, где встретились, каковы ваши взаимоотношения?

Марыська (даволі спокойна). Я этого человека… вижу впервые.