Рыцарь умер дважды

Когда это раздается в ветреной тишине, я едва не теряю равновесие. А ведь следовало ожидать, что наедине мне зададут некоторые вопросы. Задумываюсь. Рассказать ли, что по ступеням крыльца Джейн ползла, что кровь осталась по всему дому, что доктор Адамс больше часа зашивал раны? Воспоминания свежи, минуло ничтожно мало. Но почему-то мне хочется пощадить этого совершенно чужого мужчину, пусть саму меня не щадили.

— У нее была нелегкая смерть, сэр, но и недолгая. Она успела попрощаться со мной, сказать несколько слов духовнику и отошла.

Он не отвечает, я лишь чувствую: напрягается прямая спина. Стало ли Вайю легче, — не моя забота, я не пробую соболезновать. Молчу, и тишину нарушает он:

— Ты оказалась удивительно храброй.

Поколебавшись, внутренне приготовившись к тому, что будет больно, я все же спрашиваю:

— Все так удивляются. Неужели… Джейн говорила, что я труслива?

Вайю оглядывается; я вижу его выразительный профиль. Опять обратившись вперед, Черная Орхидея ровно отвечает:

— Отнюдь. Но она рассказывала о вашем мире как о месте без волшебства. Именно поэтому она была так тверда в нежелании выпускать Ойво, она считала, что вы не выдержите правды. Одни из вас проявят враждебность, другие сойдут с ума. Она заблуждалась?

Мне не обмануть ни его, ни себя.

— Ничуть. В нашем мире немного людей, у которых холодный разум сочетался бы с сердцем, открытым чудесам. Я едва не лишилась рассудка, оказавшись здесь, впрочем… — я медлю, — впрочем, сильнее всего меня свело с ума то, что Джейн так таилась. Даже на смертном одре она ничего мне… ничего…

Оказывается, не все слезы выплаканы, иначе почему так щиплет в глазах? Я выдыхаю «не рассказала» в спину Вайю и замолкаю, уткнувшись лбом в грубую ткань его накидки. Там хотя бы не вышит лик моей несчастной сестры. Я зажмуриваюсь, по-прежнему не пытаясь любоваться видами; в конце концов, все они — один нескончаемый лес.

Но так кажется, лишь пока минут через десять Вайю вдруг меня не окликает:

— Ты зоркая? Кинь взгляд вправо. Так далеко, как только хватит глаз.

Я выпрямляюсь — усилившийся ветер хлещет по лицу и осушает слезы. Я послушно поворачиваю голову туда, где в зелени что-то темнеет. Приглядываюсь: за стеной, состоящей из деревьев, — переплетенных, как в Лощине, но в разы огромнее, — высокие причудливые башни. Они напоминают соборы с европейских гравюр, те, что в Вене, Кельне и десятках городов, чьи названия не отпечатались в памяти. На многих крышах разбиты сады. Я не знаю, почему, но уверена: в неизвестной дали мощеные дороги, и просторные улицы, и переулки, петляющие хитрее троп. Там фонтаны и беседки, тенистые парки, площади, где танцуют в праздники… и еще я догадываюсь: все эти сокровища украдены. Украдены у тех, кто прячется в лесах и носит лохмотья. Ведь Вайю показывает мне Черный Форт.

— Многие примкнули к экиланам, только бы жить там. — Наставник Джейн угадывает мои мысли. — А оставшиеся не осуждают их, потому что понимают: война обречена. По сути, нет никакой войны, есть стычки, случающиеся, когда экиланы в очередной раз расширяют Форт или пересекают его границы, чтобы поохотиться в диких землях. Большинство их даже не ищет нас, а Форт растет пока в противоположную от нас сторону. Для Мэчитехьо мы уже не враги, мы — забава. Мало кто верит, что нам что-то удастся отвоевать. Чтобы выжить, нужны иные пути, а их нет. Одни из нас слишком горды и отчаянны, другие столь же горды и при этом трусливы.

— Как Форт растет? — Я щурюсь. Башни все дальше. — Он же окружен деревьями…

— Это не просто деревья, это Исполины. Баобабы, которые были крохотными, когда наши предки строили с ними рядом жилища. Если Мэчитехьо нужно… — Вайю медлит, — он взывает к разуму Исполинов. Велит им шагнуть, огородить собой еще немного лесов или лугов. Наверное, он остановится, лишь когда достигнет краев мира. За краями ничего.

Края мира. Я не впервые слышу это выражение. Оно важно, судя по ужасу, с которым произносится. Стоит ли соприкасаться с этим ужасом, если скоро я уйду?

— Ничего? — все же переспрашиваю я. — Как это? Ведь Земля…

Вайю перебивает, прежде чем я осознаю глупость довода. Он хмыкает, даже развеселившись:

— Ваша Земля, может, и круглая. Жанна говорила то же, всем на удивление. Но ты не на Земле, Эмма. Наш мир плоский. За пределами — только звездная бездна, даже то, чем мы здесь дышим, — он чуть разворачивает мангуста, — держится на магии и простирается недалеко. Недостаточно далеко, чтобы, шагнув с края, ты не задохнулась. А как в звездной бездне холодно, Эмма, как холодно… Кстати, именно так экиланы совершают казни. Поэтому большинство из нас, попав в плен, убивают себя сами. Мне, например, для этого достаточно оборвать цветки.

Снова мы летим над лесом и снова молчим. Молчим до самой поляны, где плещет Омут, заросший кувшинками. Молчим, пока навстречу не выходит обнаженная девушка, все тело которой поросло цветками. Сосредотачиваясь и успокаиваясь, я считаю их: действительно четное число, двенадцать соцветий и бутонов. Зеленая Леди вопросительно поднимает бездонные глаза.

— Жанна уходит. Ей пора.