Пинхас серьезно смотрел на маму голубыми глазами, словно понимая, что теперь он – старший брат.
В то время все приносили нам еду. Наш кухонный стол был завален пирогами, халлами и картофельными кугелями[15]
. Люди приходили встревоженные и нахмуренные, а я ничего не понимала. Я знала, что мой отец умер, но мы же оставались семьей. У нас родился чудесный младенец, у нас есть пухлый малыш, который говорит смешные вещи, две сестры уже достаточно выросли, чтобы помогать по хозяйству, а мама позаботится о нас, что бы ни случилось. А что, если бы вместо татэ умерла мама? Вот тогда можно было бы хмуриться и волноваться. Но наша мама с нами, и она сильная – даже в пять лет я точно знала, что с нами все будет хорошо, потому что у нас есть она.Иногда мама позволяла мне присматривать за Ехезкелем, пока сама укладывала Пинхаса спать. Я слышала, как она поет ему колыбельную, а сама лежала рядом с Хезкелем на маминой постели, и он внимательно смотрел на меня карими миндалевидными глазами. Даже в пять лет я ощущала к нему абсолютную любовь и точно знала, что буду заботиться о нем всегда. Но все вышло по-другому. Я пыталась заботиться о младших, но, хотя Ехезкель был самым младшим, это он заботился о всех нас.
Через пять лет Ехезкелю было пять, а мне десять. Мы сидели за кухонным столом. Мама разлила нам гороховый суп, но себе ничего не взяла.
– Мама, возьми супа у меня, – сказал Ехезкель.
– Не глупи, – отрезала мама. – Я не голодна.
Я знала, что она старается накормить нас, а уж потом думает о себе, знала и то, что после смерти Пинхаса она стала есть еще меньше.
Ехезкель нахмурился и серьезно сказал:
– Когда я вырасту, у меня будет большой завод, самый большой в Венгрии. Я буду очень богатым, мама, и тогда я куплю тебе все, что ты захочешь, любые бриллианты и длинные шубы. Я куплю тебе большой дом с камином и столько книг, сколько ты захочешь, обязательно тебе все куплю, вот увидишь!
– Правда? – улыбнулась мама. – И мясо купишь? И курицу?
– Конечно! – кивнул Ехезкель. – Я буду покупать тебе мясо и курицу, когда ты захочешь. Найму кухарку, чтобы она готовила для тебя. Тебе больше никогда не придется готовить!
– Не уверена, что мне это понравится, – с улыбкой ответила мама. – Мне нравится готовить.
– Тогда ты будешь готовить, когда захочешь. Я поговорю с кухаркой, и она будет знать: ты можешь хозяйничать на кухне, когда тебе захочется.
Лия хихикнула.
– Откуда он только этого набрался?
– Можешь смеяться, – серьезно ответил Ехезкель, – но, когда я стану твоим богатым братом, ты смеяться перестанешь, уж поверь мне.
– Я не буду, – пообещала Лия.
– И о вас, Лия и Рози, тоже позабочусь.
– Нам стоит быть к тебе добрее сейчас, – улыбнулась я.
Ехезкель величаво отмахнулся.
– Не бойся, мама, – добавил он. – Я стану великим знатоком Торы, буду половину дня учиться, буду умным и богатым.
Мама рассмеялась.
– Конечно, будешь, мой Ехезкель Яков. А теперь, мой умный и богатый сын, пойди с моей старшей дочерью Рози на рынок и принеси мне яиц, хорошо?
– Конечно, мама!
– Лия, присмотри за заводом, пока нас не будет, – сказала я, и все мы рассмеялись.
Мы пошли на рынок через двор и дальше по главной улице. Рынок находился на городской площади. С прилавков продавали муку, сахар, соль. Вокруг другого прилавка бродили живые куры, еще не зная, что скоро окажутся на столе какой-нибудь счастливой семьи. Если бы нам была нужна курица, то нужно было бы выбирать ту, которая двигалась бы медленнее всех, но сегодня куры нас, к сожалению, не интересовали. На рынке был прилавок с очень красивыми цветами. Когда мы проходили мимо, от аромата у нас закружилась голова. Торговец яйцами сторожил свой товар так внимательно, словно в любую минуту мог появиться похититель. Я представила, как после схватки со злодеем вокруг будут летать яичные желтки.
Яйцами торговал здоровенный мужик, грудь колесом, а руки и голова располагались под странным углом. Он походил на морскую черепаху. Ехезкель держал коробку, а я, наклонившись, выбирала яйца. Мне хотелось выбрать для мамы самые лучшие яйца. Хотя другим они могли показаться совершенно одинаковыми, я знала, в чем разница. Я выбирала самые крупные яйца самой идеальной формы. Каждое яйцо я брала в руки и рассматривала. Находя то, которое мне нужно, укладывала его в картонку.
– Эй, конопатая, тебе не нравятся мои яйца?
Я почувствовала, что щеки у меня горят, и поняла, что краснею.
– Нравятся, – ответила я.
– Тогда выбирай побыстрее, конопатая! Быстрее!
Я быстро выбрала последние несколько яиц и сделала Ехезкелю знак следовать за мной. Он пристально смотрел на торговца.
– Прекрати! – прошептала я. – Пойдем!
– А что не так с конопушками? – спросил он, когда мы отошли достаточно далеко.
– Все знают, что это некрасиво…
– Некрасиво? А мне нравится…
– Ты просто так говоришь.
– Вовсе нет! Веснушки – они как звездочки на твоем лице, словно твое лицо – это вечернее небо.
– Может быть, для тебя они и похожи на звезды, но это всего лишь нечто такое, что считается некрасивым. Даже мама так говорит.