Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось

С ужасом наблюдала, как волосы мои падают на пол, словно капли крови, и не могла поверить, что это происходит со мной. Хотелось обхватить голову руками, чтобы спасти свои волосы, но было слишком страшно, чтобы двигаться.

– И больше этого нет, – пела девушка у меня за спиной.

Очередная прядь кудрей отделилась от моей головы, словно на казни. Под звуки песни они рухнули на пол.

– Все ушло, – поет девушка, и падает новая прядь.

– В тот день и в тот час, – она переходит к другой стороне моей головы.

Я не могу это остановить. Машинка скользит по черепу, срезая волосы.

– Маленькие мальчики с черными волосами, – весело поет девушка. – Маленькие девочки со светлыми косами.

Пряди падают и падают прямо перед моими глазами. Кажется, что с моей головы снимают что-то внутреннее, сущностное.

– Что было, то было, и больше нет!

Последним движением девушка провела машинкой по моей голове, подняла меня и указала на другую очередь.

Еще одна заключенная смела веником мои волосы, в которых больше не было жизни. Она собрала рыжую гору и скатала ее в шар, напоминающий птичье гнездо. Мне показалось, что меня обокрали.

Переходя в другую очередь, я увидела на полу осколок стекла. Я посмотрела на него и поймала взгляд странной девушки. Сердце забилось учащенно. Это мое отражение! Моя бритая голова! На черепе странной овальной формы не осталось ничего, кроме кожи. Уши, как два комочка, торчали по бокам. Глаза оказались слишком низко, нос был слишком велик, а губы – слишком широки. Мне всегда твердили, что я некрасива, потому что у меня рыжие волосы. Но я знала, что это неправда. Я была красива. Теперь же без моих рыжих волос я превратилась в самое уродливое на свете существо.

«Обещаю, – прошептала я существу в осколке, – обещаю тебе, я никогда в жизни не коснусь своих волос ножницами. Я никогда больше не стану их стричь!» Странное существо кивнуло, и я отпустила его, а сама встала в другую очередь.

Худые девушки унесли наши платья. Женщины-солдаты били всех, кто раздевался недостаточно быстро, резиновыми дубинками. Я видела, как молодая девушка-солдат заносит дубинку над головой и с силой опускает ее на плечо вновь прибывшей. Образы мелькали передо мной, но тут же гасли. Я видела только то, что было прямо передо мной, и тут же теряла это. Мне протянули маленькое синее платье, сшитое из одного куска ткани. Хоть шила я неважно, но понимала, что это платье было сшито на скорую руку – просто кто-то взял кусок ткани, сложил и сшил по бокам. Я натянула платье, грязное, воняющее мочой. Я просунула руки в короткие рукава. Платье опустилось на мою грудь. Ткань была тонкой, разрез на груди и на правом боку – до верхней части бедра. Платье даже колени не прикрывало. От запаха меня затошнило. С платья буквально капала грязь. Теперь это моя новая форма.

– На выход! На выход! – рявкнула другая женщина-солдат.

Те, кто оделись, пошли наружу. Я пошла следом, но вдруг все закружилось. Безобразные серые стены, голые девушки, груды волос на полу. Я не ела три дня. Все качнулось в одну сторону, потом в другую, и в глазах у меня потемнело.

Глава 10

Он был белокур, с красивыми глазами и приятным лицом.

1-я книга Царств 16:12

Красна. 1935. Мне девять лет.

Мама считала, что справиться с моими жуткими рыжими волосами поможет ореховое масло. Рыжая коса порождала массу проблем. Когда я шла по рынку, старухи, сидевшие перед прилавками, кривили сморщенные губы и плевали мне в лицо, но плевки их оставались на моих туфлях. Щеки мои пылали ярче, чем волосы. Я смотрела на собственные ногти, чтобы не заплакать. Когда глядишь на ногти, легче сдерживать эмоции. Все потому, что Адам и Ева были созданы из того же прочного материала, что и наши ногти (конечно, до греха Евы). Сразу вспоминаешь, каким сильным можешь быть. Это помогает сдерживать чувства, причем быстро. Мама сказала мне, что старухи не злые, они просто стараются помочь, потому что считают, что плевки прогоняют дьявола, живущего в рыжих волосах.

Когда мне было семь и даже восемь лет, я каждый вечер расчесывала волосы сто раз, чтобы прогнать дьявола. К девять годам я поняла, что все это неправда. Я знала, что мама никогда не думала, что в моих волосах действительно живет дьявол, но даже она, как и весь город, считала, что это некрасиво.

Мне нравилось, что мои рыжие волосы похожи на клубнику из сада, а на солнечном свете поблескивают чистым золотом. А больше всего я любила свои волосы, потому что унаследовала их от отца. Его больше нет, но волосы напоминают мне о нем. Частица его всегда была со мной, и ради этого стоило потерпеть плевки, которые приходилось долго счищать с туфель. Впрочем, все было неважно. Я точно знала, что когда-нибудь уеду в Америку, где у всех кинозвезд рыжие волосы, и уж там никто не будет называть меня страшной. Когда мама принесла ореховое масло, я принялась тихо молиться, чтобы оно не сработало.