Девушку вытащили из шеренги, и эсэсовки отвели ее к другим, что стояли в стороне. Я не знала, что происходит. Время остановилось, и это было мучительно. Желудок мой забурчал и смолк, словно от страха. Все клеточки моего тела дрожали. Я огляделась, не поворачивая головы. Передо мной стояли девушки в коротких синих платьях. Такие же девушки стояли справа и слева от меня. У всех были выбриты головы. Все стояли не шевелясь. Я не знала, почему мы так стоим. Что с нами будет?
Наконец, все закончилось. Немцы засвистели в свистки, и все разошлись. Эйди подошла к нам.
– Куда их ведут? – спросила я, указывая на девушек, которых эсэсовки отвели в сторону.
– В газовые камеры, – ответила Эйди. – На смерть. Оттуда никто еще живым не возвращался. И нет смысла об этом думать. Не питайте ложных надежд, вы меня поняли?
Я не успела ответить, как рядом со мной появилась эсэсовка в темно-синем двубортном кителе и юбке чуть ниже колен. Она схватила меня за шею.
– Почему ты стоишь тут, как ленивая свинья?! Для тебя есть работа!
Она отпустила мою шею и собрала вокруг себя девушек, которые стояли рядом со мной. Мне показалось, что кожу на ее лице кто-то оттянул и так и оставил висеть. Под глазами у нее набрякли мешки, щеки обвисли и дрожали от гнева.
– За мной!
Когда мы начали работать, я поняла, что от кирпичного завода лагерь мало чем отличается. Вместо кирпичей здесь были огромные куски цемента. Вокруг стояли солдаты, мужчины и женщины, и выкрикивали приказы. Тело мое знало, что делать. Я подняла цементный валун и пошла с ним по полю.
Эйди пришла за нами на поле, когда солнце уже садилось. Я уже ни о чем не могла думать. Работать было невероятно тяжело, потому что я весь день ничего не ела. Сердце у меня колотилось как бешеное.
– Строиться! – скомандовала Эйди.
Солдаты резиновыми дубинками подгоняли нас, чтобы мы выстроились в шеренги по пять, и мы отправились назад, в бараки.
В бараке Эйди вышла и вернулась с темным хлебом и маргарином.
– Часть хлеба на утро, – сказала она. – Не ешьте все сразу.
Руки и ноги у меня дрожали. Эйди раздавала тонкие ломтики хлеба, чуть смазанные маргарином. Она вложила хлеб мне в руку, и я дрожащими руками поднесла хлеб ко рту. Пыталась оставить хоть что-то на потом, но не сдержалась – затолкала в рот весь кусок.
– Я покажу вам сортиры, – сказала Эйди.
В туалет я не хотела, потому что весь день ничего не ела и не пила.
Мы пошли за Эйди на улицу. Через несколько бараков от нашего я увидела длинное, узкое кирпичное здание, а там длинный ряд дырок. Никакой приватности, никаких дверей. Мы ждали своей очереди справить нужду. Когда мы уходили, я увидела эсэсовку, которая вела куда-то группу женщин и громко хохотала.
– Это доктора! – сказала она Эйди.
Женщины безучастно смотрели на нас.
– Правда? – спросила Эйди.
– Да, – ответила одна из женщин.
Они не были похожи на докторов – такие же истощенные узницы, как и я.
– Что ж, дорогие, уважаемые доктора, – сквозь смех объявила эсэсовка, – теперь вы будете мыть отхожие места. Приступайте!
Женщины побелели. Эсэсовка толкнула одну из них резиновой дубинкой, и та упала.
– Мыть туалеты, быстро!
Доктора, опустив головы, пошли к туалетам.
– Засучивайте рукава, вычерпывайте, что скопилось в туалетах, выносите наружу, а потом возвращайтесь и продолжайте, пока ничего не останется!
В здание вошли еще несколько эсэсовок.
– Посмотрите на этих докториц и их новое занятие, – со смехом сказала первая эсэсовка.
Все расхохотались. Женщины смотрели в дыры сортира. Щеки их пылали. Эсэсовки, сложив руки, наблюдали, как они голыми руками вычерпывают отвратительную коричневую жижу и выносят на улицу. Меня затошнило. Эсэсовки громко хохотали.
– Больше нечем гордиться, верно? – сказала одна из них заключенной, платье которой было залито мерзкой жижей.
– Пошли! – скомандовала Эйди. – Пора возвращаться!
Я повернулась и следом за девушками пошла в барак.
Когда мы добрались до нар, Эйди ушла, и можно было поговорить.
– Тут есть ворота в мужской лагерь, – сказала Ханка. – Я хочу пойти посмотреть, не увижу ли Давида и Иехиду. Может быть, они тоже нас ищут. Хочешь почти со мной?
– Конечно, – ответила я. – Лия, Бейлу, пошли.
Мы вышли из барака. Вокруг нас была голая земля, ни травинки. Солнце садилось. Я не могла поверить, что со времени нашего прибытия прошел всего лишь один закат и один рассвет.
– Осторожнее, – сказала Ханка, когда мы приблизились к воротам. – Тут все под электричеством. Ничего не трогай.
Ворота были высотой футов двенадцать. Поверху шла спираль из колючей проволоки, и острые шипы торчали, как шипы на розовом кусте. Я поняла, что эти ворота, колючая проволока и электричество не дадут нам выйти отсюда.
К нам подошла девушка.
– Не подходи к воротам, – сказала я. – Они под током.
Девушка не слушала меня. На лице ее застыло выражение полного отчаяния. Она шла прямо к воротам
– Стой!