Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось

Но сейчас она явно была не против. Лия сшила нам платья – очень красивые. Но при одном взгляде на них меня начинало мутить. Мама повесила платья в наш шкаф.

– Завтра можете надеть свои новые платья, – сказала она.

Когда мама ушла, я сказала Лии:

– Ты сшила чудесные платья, но я их ненавижу. Это милостыня.

Лия пожала плечами.

– А мне они очень нравятся.

Она просто не поняла меня.

На следующее утро я надела платье и пошла на кухню.

– Очень красиво, – похвалила мама, когда я вошла.

Мне показалось, что меня поставили у позорного столба.

– Лучше бы оно сгорело! – сказала я Лии так, чтобы мама не слышала.

Через несколько дней мама послала меня к господину Балану за молоком. Я продрогла до костей и, вернувшись, устроилась перед плитой, чтобы согреться. И вдруг я почувствовала что-то странное.

– Ты горишь! Ты горишь! – завизжала Лия.

– Ой! Я горю!

Я выбежала из дома и кинулась ничком на землю. Огонь с шипением погас. Я перекатилась на спину. Выскочившая за мной Лия помогла мне подняться. Мы изумленно смотрели друг на друга.

– Похоже, мне нужно лучше следить за своими словами, – пробормотала я.

– Думаешь? – изумленно ахнула Лия.

Мы озадаченно смотрели друг на друга, а потом расхохотались. На моем платье образовалась огромная дыра прямо на животе. Платье, в буквальном смысле, сгорело.

После этого приключения, когда мы уже заканчивали ужин, а я нежилась в своем старом платье, раздался стук в дверь.

– Зэйде! – воскликнула я.

Он обнял нас и сел к столу.

Сделав большой глоток чая, он сказал:

– Я тут подумал… Может быть, кто-то из вас хочет составить компанию нам с буббэ сегодня вечером?

– Я хочу! Мама, можно? Ну пожалуйста!

Я чуть не запрыгала от восторга. Мама улыбнулась.

– Ну пожалуйста, пожалуйста! В прошлый раз ходила Лия!

Лия не стала спорить. Ходить к зэйде и буббэ она любила не так, как я. И она будет рада спать в одиночку.

– Ну хорошо, – согласилась мама. – Но не забудь сделать уроки!

– Конечно, мы не забудем, – сказал зэйде, подмигивая мне. Иногда мы так увлекались играми, что до уроков дело не доходило.

– Да!!!

Я побежала за своим портфелем. Мама вручила мне белье, пижаму и чулки.

Рука об руку мы вышли из дома и зашагали по холодному двору. Где-то вдали выли волки. Деревья желали нам доброй ночи, рядом журчал ручей. Я всегда любила ночь – мне казалось, я становлюсь частью некоего тайного мира. В эту ночь город казался пустым, словно мы остались единственными людьми во всем мире.

– Рози! – улыбнулся мне дед.

– Зэйде! – улыбнулась я, размахивая руками.

– Знаешь, что я очень горжусь тобой?

– Правда? Мной?

– Да, тобой! Ты рождена для великих дел, детка!

Я буквально раздулась от гордости.

– Но я не сделала ничего особенного.

– Ты сама особенная, – он обнял меня за плечи и притянул к себе. – Я очень горжусь быть твоим зэйде.

Я страшно обрадовалась, щеки у меня запылали, губы сами собой растянулись в широкую улыбку.

– Я люблю тебя, зэйде.

– Я тоже тебя люблю, Рози.

Мы дошли до дома и принялись перескакивать через ступеньки, как делали всегда. Буббэ ждала нас на кухне.

– Я знала, что захочет прийти она!

Словно меня нужно было уговаривать!

– Ты не представляешь, как нам повезло!

– Как дела у Хаи Нехи?

– Все хорошо, слава Богу.

– День за днем, – грустно сказала буббэ.

– День за днем, – ответил зэйде.

Буббэ не была моей настоящей бабушкой – та умерла еще до моего рождения, и эта буббэ стала моей бабушкой вместо нее. Она, конечно, хорошая, но не такая, как зэйде. Иногда я смотрела на нее, качала головой и думала: «Как мой зэйде мог жениться на такой женщине?»

Зэйде сел за стол, достал из кармана какую-то бумагу, положил на стол и разгладил. Я села рядом, помогла выложить табак на бумажку и кончиками пальцев скрутила в тугую сигарету.

– Ты – отличная табачница, – похвалил меня он. – Кто тебя научил?

– Ты!! Ты меня научил!!!

– Я? Надо же! Значит, я хороший учитель!

Мы расхохотались.

Когда пришло время ложиться спать, буббэ сказала, что я могу спать с ней. Я умылась и надела ночную рубашку. Зэйде еще что-то читал в столовой. Я подошла поцеловать его перед сном. Он поцеловал меня в макушку и продолжил читать. Сильным и приятным голосом он пел:

– Амар Абая…[32]

Голос его согревал весь дом. В мире не было звука приятнее и роднее. Я залезла в кровать буббэ и зарылась в простыни и одеяла. Кровать у бабушки была мягче и больше моей. Голос зэйде то становился громче, то стихал, то переходил на невнятное бормотание, а потом снова взмывал и падал. Глаза у меня слипались, но мне хотелось слушать его и слушать. Я почувствовала, что начинаю дремать, и тут же уснула.

Когда я проснулась, было еще темно. Я слышала, как ходит зэйде. Сквозь полуприкрытые глаза я видела, что он уже оделся. Он подошел к кровати, осторожно поднял меня и, увидев, что веки мои задрожали, сказал:

– Шшшш…

Он осторожно уложил меня в свою постель, чтобы я могла поспать в одиночку, и накрыл одеялом, а потом поцеловал в лоб. Поцелуй его озарил меня, словно теплый огонь. Зэйде на цыпочках вышел из комнаты.

– Амар Абая… – раздалось знакомое пение.

Мне было тепло и уютно, и я быстро заснула снова.