Когда мы, наконец, сели ужинать, Хана подала целую груду цыплят и яблочные клецки. Желудок мой наполнился, но в сердце осталась пустота – я страшно скучала по своей семье.
Так потянулись неделя за неделей. Хана твердила, как хорошо я ей помогаю, но в глубине души я ненавидела эти занятия. Однажды я осталась дома с Деборой, а Хана с детьми отправилась покупать им новую обувь. Когда они ушли, принесли почту, и я увидела конверт, надписанный знакомым почерком. Я сложила почту на стол, а сама с замиранием сердца взяла мамино письмо.
Я погладила мягкую бумагу и чуть не заплакала при мысли, что ее касались нежные мамины пальцы. Но возникла проблема. Письмо было адресовано Хане, но написала его моя мама. Я не могла дождаться, когда смогу прочитать и узнать, как там у них дела. Прежде чем совесть успела меня загрызть, я вскрыла конверт. Я увидела уютный мамин почерк, и мне одновременно захотелось прочитать письмо и прижать его к сердцу.
Мама писала:
Спасибо, что ты уже так долго принимаешь у себя Рози. Я рада, что ей хорошо у тебя. Ты настоящая куколка, младшая сестренка. У нас все нормально. Ехезкель очень вырос и хорошо помогает мне по дому. Мы справляемся, хотя, не стану скрывать, приходится нелегко. Как твои дела? Передай Менделю мою благодарность, обними и поцелуй от меня всех детей. Мы очень по тебе скучаем. Я знаю, что тебе нужна помощь. Хотя для Рози настало время возвращаться, но ты можешь оставить ее еще на месяц, если это тебе нужно. Это и мне поможет, хоть мне и не хочется в этом признаваться. Мне трудно прокормить всех детей. Я очень благодарна вам с Менделем, что вы приютили Рози. Напиши, устроит ли это тебя. Если нет, отправь Рози домой на следующей неделе. Мы очень по ней соскучились! Передай, что я люблю ее.
Еще месяц. Сердце у меня упало. На улице с шумом проносились машины, но я не слышала гудков. В ушах моих журчал ручей, который тек под моим окном в Красне. Я видела, как Ехезкель вбегает в дом после уроков и смешит нас – даже в самый нелегкий день, увидела Лию рядом с собой в постели, увидела маму у очага, как она готовит нам сладкое молоко. Я слышала пение птиц, а не резкие гудки машин. Не хочу оставаться в этом городе ни минуты дольше запланированного, поеду домой!
– Пусть дома мало еды! – сказала я вслух на пустой кухне. – Мне хватит и кусочка хлеба! Домой!
Я быстро разорвала письмо на мелкие кусочки и смяла их, а потом побежала в туалет и спустила воду. С удовольствием смотрела, как клочки бумаги крутятся и исчезают. Никто не заставит меня остаться здесь дольше. Если понадобится, пешком домой пойду.
Когда Хана вернулась и принялась перебирать почту, сердце у меня забилось.
– Я жду письма от твоей мамы, – сказала она. – Может быть, она слишком занята, чтобы писать?
– Почта в Красне работает из рук вон плохо, – пробормотала я, стараясь говорить, словно ничего не произошло.
– Да, помню, – улыбнулась Хана. – Проблемы маленького городка. Все хорошо, ты ее скоро увидишь. В следующий понедельник ты уже будешь дома!
Чувство вины мгновенно испарилось – исчезло вместе с обрывками письма. Я еду домой!
Глава 27
Да придет пред лице Твое стенание узника; могуществом мышцы Твоей сохрани обреченных на смерть.
Освенцим. Ноябрь 1944.
Дни текли непрерывной чередой. Я утратила счет дням и ночам, потому что каждый день тянулся тысячу часов. Ходила мыться так часто, как мне удавалось, но избавиться от вшей не получалось. Они были повсюду. Я видела, как они заползают в рты девушек, когда те спали. Я видела, как девушки давили их прямо у себя на голове. Одна девушка билась головой о стену, чтобы заглушить зуд.