Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось

– Они очень близко, – сказала первая. – Даже солдаты это знают. Вчера один спрашивал, нет ли у меня белой простыни. Можете представить, белой простыни?! У меня даже белья нет, а он спрашивает про простыню!

– А зачем ему белая простыня? – спросила я, укладывая последнюю сухую пулю в деревянный ящик.

– Наверное, чтобы сдаться…

Они знают, что проиграли, и хотят спастись.

– И что же ты ему ответила?

– Я сказала: «Конечно, у меня есть белая простыня, нужно лишь сходить в будуар. Я попрошу горничную погладить ее для вас, чтобы она была чистой и хрустящей».

– Ты правда так сказала?!

– Нет, – улыбнулась она, – но мне очень хотелось.

Она подняла деревянный ящик, который был наполнен пулями, и поставила на полку, а мне передала ящик с грязными пулями, и мы вместе высыпали его в корыто.

– Можешь себе это представить? – твердила она. – Можешь представить, как они сдадутся, и все это кончится? И мы выберемся отсюда!!!

Я кивнула, но мне было трудно такое представить. Представить без усилий я могла только одно: теплую кухню нашего дома. Дед вытирает тарелки, которые я только что помыла. Лия сидит у швейной машинки. Мама мастерит очередной половичок. На плите побулькивает суп с карамелизированным луком и морковкой. Зэйде улыбается и тщательно протирает каждую тарелку. Хезкель поет над книгой – голос у него еще мальчишеский, очень звонкий.

– Хорошо получается, Хезкель, – говорит зэйде.

Хезкель поет еще громче. Зэйде берет новые тарелки из моих рук и аккуратно складывает их в деревянный ящик.

– Моя замечательная семья, – говорит он.

Мне хочется остаться на кухне навсегда, но Лия поднимается из-за швейной машинки. Она складывает ткань, кладет ее на стол, идет ко мне и вытаскивает мои руки из корыта. Я пытаюсь протестовать, но не могу сказать ни слова. Она вытирает мои руки о свое платье и ведет на улицу, в барак, на нары. Она шепчет шма[49], и я погружаюсь в сон.

На следующее утро мы пришли на завод. Перед дверями стоял эсэсовец. Он отвел нас в небольшую комнату.

– Ждите здесь, – сказал он, развернулся и вышел.

Лязгнул замок. Мы дрожали. Никто не произнес ни слова. Что-то происходило, но мы не осмеливались подумать, что именно. Казалось, прошло полдня. Вдруг замок отперли. Солдаты распахнули двери. Мы вышли во двор. Нас ждали два грузовика. Солдат повел нас к ним. Лия залезла в первый грузовик и протянула мне руку. Я наклонилась к ней, и она втащила меня наверх. Девушки залезали в грузовики. Их было все больше и больше. Чья-то голова прижалась к моей правой щеке, а чья-то еще – к моему плечу. Грузовик дернулся и покатил вверх. Сквозь дыру в брезенте я видела, как темная зелень смешивается с коричневым. Похоже, мы ехали вверх на очень крутой холм. Грузовик повернул, и все повалились на меня. Мы увидели высокую серую стену, дома, железные ворота, машины… Все стало серым, потом черным… А потом я заснула.

В нашем тесном пространстве свет медленно сменился с розового на бледно-желтый, потом на яркий белый. Я проснулась от толчков. Мой желудок требовал пищи, кофе, хоть чего-нибудь. Меня мучил голод. Свет сменился с серого на темно-синий, потом на черный. Розовый, желтый, белый. Серый и темно-синий, и черный. Розовый, желтый, белый. Время остановилось. Я уже не знала, сколько дней мы находимся в этом тесном грузовике.

Желудок мой пожирал сам себя. Ноги больше не держали. Я висела среди тех, кто меня окружал. Мы были грузом – только и всего.

Неожиданно грузовик остановился. Задний борт опустился. Перед нами стояли эсэсовцы. Краем уха я услышала, что они орут. Солдат вытащил из грузовика спящую девушку. Она упала на землю, сильно ударившись головой, словно во сне. Подняться она не смогла. Мы зашевелились. Мы отлипали друг от друга, паучьи тонкие ноги и руки расплетались, глаза бессмысленно моргали. И я была точно такой же.

– Ваши союзники обделались! – сказал один эсэсовец. – Они пришли освобождать вас на следующий день, после того как вас увезли. – Он хлопал себя по бокам и хохотал. – Представляете?! Если бы вы задержались хоть на день, уже были бы свободны.

Я вылезла из грузовика. Лия держалась рядом. Я видела, как из другого грузовика выбралась Ханка. Мы находились на вокзале, и нас ждал красный поезд.

– Вам не повезло, – сказал эсэсовец. – Дело нескольких часов, а теперь вы все умрете. Это ваш путь смерти! Шнель, чего ждете? Лезьте в вагоны!

Солдаты стали загонять нас в вагоны. Я оказалась во втором, кто-то попал в третий и четвертый. Воздуха в вагоне не было. У меня и без того кружилась голова – так я ослабела, а теперь еще и воздуха не хватало. Поезд тронулся, и мы повалились друг на друга. Единственное хорошее было в том, что в вагоне было некуда упасть. Меня держали те, кто стоял вокруг. Чье-то лицо прижималось к моему, словно в объятии. Руки наши были прижаты к бокам. Поезд поехал. Я заснула стоя.