Я еле шла, но эсэсовцы не останавливались. Лия тащила меня вперед. Мы шли, шли, шли и шли. Я погрузилась в какой-то транс. Я слышала только топот наших деревянных башмаков и цоканье подковок на солдатских сапогах. Дорогу запорошило снегом, грязь налипла на башмаки. Мы еще шли. Я слышала выстрелы и чьи-то крики, но не могла повернуть головы, чтобы узнать, кто упал. Небо медленно поменяло цвет. Фиолетовый, серый, темно-синий, черный. На небе горели миллионы звезд, я поскользнулась, звезды закружились словно в калейдоскопе. Больше не было травы, гор и маленьких городков. Я исчезла, стала ничем. Воздух сгустился, шагать сквозь него стало тяжело. Встало солнце. Мы шли через маленькие городки. Когда солнце стояло высоко, мы проходили через очередной город. Я увидела, что у дороги стоят люди. Я видела мужчин, женщин и маленьких детей, видела фартуки, белые рубашки, маленькие коричневые штанишки. К нашим ногам полетел хлеб, а потом люди бросились бежать, потому что раздавались выстрелы. Но некоторые все еще кидали хлеб через плечо. А выстрелы все гремели. Те, кто лежал на земле с хлебом в руках, были мертвы. Мы переступали через хлеб и продолжали маршировать.
– Шнель! Шнель! – орали эсэсовцы.
Мы были истощенными девушками, которые шагали вперед через запретный хлеб. Мы шагали. Я была так голодна, что больше не чувствовала собственного желудка. Голод ощущался сердцем – оно буквально трепыхалось в груди. Голод чувствовала каждой клеткой своего тела. Им нужна была энергия, которую могла дать только еда и вода. Мои клетки были лишены абсолютно всего. Я так устала, что не могла сделать и шага.
– Марш! Марш! – надрывались эсэсовцы, подгоняя нас дубинками. – Шагайте быстрее!
Лия почувствовала, что я падаю, и подхватила, помогая двигаться. Во мне не осталось силы.
– Лия, больше не могу, – прошептала я. – Не могу сделать ни шагу.
Еще одна девушка рухнула на обочину. Эсэсовец подскочил к ней и ударил прикладом в грудь. Она не шевелилась, и он оставил ее медленно умирать. Но она хотя бы могла лечь. Никто не жалел ее.
Лия поддерживала меня за руку – я и не знала, что она такая сильная.
– Ты должна, Рози, – сказала она.
Я несколько дней ничего не ела. Кости мои превратились в свинец. Стоило мне поставить ногу на землю, и я уже не могла ее поднять. Мышцы мои плавились. Меня тошнило. В желудке не было ничего, кроме желчи и воздуха.
– Не могу, Лия. Я сдаюсь.
– Рози, мне все равно! Ты должна идти!
– Пожалуйста, дай мне лечь! Все кончится – я даже не замечу, а после не буду ничего чувствовать.
– Они застрелят тебя или изобьют, и ты будешь медленно умирать! Ты не должна ложиться!
– Мне все равно! Мне надо лечь, больше не вынесу. Не хочется умирать, но больше не могу, просто не могу…
Я медленно стала валиться вперед. Небо закружилось, маня меня к себе. Лия сильно ущипнула меня за руку, линия горизонта снова встала на место.
– Слушай меня, Рози, – решительно сказала Лия, – и слушай внимательно. Ты не ляжешь. Все почти кончилось. Мы будем свободны. Ты заставила меня прожить все это, и ты не можешь сдаться сейчас. Если бы ты хотела спать, ты позволила бы мне заснуть давным-давно. Но не сейчас. Сейчас ты пойдешь.
Я посмотрела на дорогу перед собой. На согбенных девушек, которые еле волочили ноги. На эсэсовцев, которые все еще шагали решительно и гордо. Дорога казалась бесконечной. Сделать еще один шаг было все равно, что подняться на высокую гору. Мне хотелось кричать, но я слишком устала, поэтому лишь захныкала. Слеза скатилась из уголка глаза – надо же, в моем теле еще есть вода!
– Больше не могу…
– Ты можешь, Рози…
– Не могу…
– Не дури! Ты должна!
Я снова хныкнула, а потом с неизвестно откуда взявшейся силой подняла правую ногу. Мне казалось, что на плечах моих лежит тяжкий груз, что на моих тощих плечах лежит весь груз мира. Но сделала шаг.
Неожиданно кто-то подхватил меня справа и слева. Я посмотрела, но никого не увидела. И все же ощущала кого-то рядом со мной. Чувствовала, как поднимают мою правую ногу, потом левую. Это не походило на галлюцинации на военном заводе. Тогда я знала, что грежу, бегу от реальности. Теперь все было по-другому. Те, кто находился справа и слева, были сильными и уверенными. Они уверенно отрывали меня от земли. Я скользила в воздухе вместе с ними. Ноги мои не касались земли. И они не отпустили меня, пока мы не добрались.
Глава 38
Ты посылал на меня многие и лютые беды,
но и опять оживлял меня и из бездн земли
опять выводил меня.
Терезиенштадт. 26 Апреля – 8 мая 1945.
Мы пришли к воротам другого лагеря. Мы стояли и ждали, когда нас впустят. Земля дрожала под ногами, но не от бомб, а от мерного шага сотен узников, которые выглядели в точности как мы. Их деревянные сабо били о землю. Бум, бум, бум, бум, бум. Скелеты маршировали один за другим. Их были тысячи. Впалые щеки, запавшие глаза, рваная одежда – кожа и кости.