Рыжая Соня и Врата Немедии

Ты никому не принадлежала, оставаясь свободной и чистой, не такой, как другие женщины, ты была выше грязи этого проклятого мира.

Я послал тебя в Черные Королевства, думая, что, возвратившись, ты тоже поймешь, что мы созданы друг для друга.

И вот, ты вернулась, но что же я увидел?! Рядом с этим человеком ты стала другой. Он осквернил тебя; ты делила с ним постель, Рысь превратилась в домашнюю кошку, способную лишь мурлыкать и тереться об ноги хозяина… Немыслимо!

Да, он — иллюминат, но он совершил святотатство, превратив Жрицу в шлюху, — несмываемый грех! Он, этот комедиант, даром получивший от судьбы все, чего я достиг столь дорогой ценой, ибо судьба слепа, а оттого и щедра к недостойным.

Умение творить одною лишь силой воображения… но он предал свой дар, как и мой отец когда-то.

— За это ты так ненавидишь Эльбера?

— Нет, Соня. Никакой ненависти. Я ратую лишь за справедливость и испытываю желание исправить то, что поддается исправлению. Я желаю только добра вам обоим. Ты допустила ошибку, но в этом нет ничего страшного. Он тоже. Но любую ошибку можно исправить, лишь следуя букве и духу древнего Знания. Иллюминат станет совершенным и исполнит предназначение, а ты образуешь союз со мной. Я спасу вас от вас самих же. Пойми…

Девушка не успела ничего ответить, потому что помешал один из слуг, без зова явившийся к графу, и что-то шепотом ему сообщивший. Ютен кивнул.

— Все так и должно быть. Так что не мешай ему.

— Но, господин, если он создал целую долину и настоящее солнце, что способно помешать этому человеку вообще освободиться? — повысив от волнения голос, спросил слуга,

— Только то, друг мой, — снисходительно улыбнулся граф, — что все это вовсе не настоящее, а лишь плод его удивительного воображения. Увидеть можно, а воспользоваться — нет. Он может придумать себе лестницу и приставить ее к стене, но подняться по ней не сумеет. Иллюминат свободен лишь в своих грезах. Он пока не умеет создавать настоящее, то, что отделимо от его сознания. До этого ему еще предстоит дорасти.

— Так он никуда не сбежит? — снова спросил слуга.

— Нет, конечно. Это только сны наяву, они ничуть не опасны. Не позволяй ему сбить себя с толку.

Сомнений в том, что речь идет об Эльбере, у Сони не было. Но она благоразумно хранила молчание.

— Бара? — окликнул ее Ютен, когда слуга удалился.

— Для тебя я не Бара. Постарайся запомнить это!

— Хорошо, хорошо, я просто пошутил. Прости, если получилось неудачно.

— Что ты сделал с Эльбером?

— Совершенно ничего, клянусь. Еще не настал срок.

Соня вспомнила, что граф и прежде говорил о том, что свои обряды намерен совершить в присутствии всех членов Братства Огня, которые должны были появиться в Асингалеке со дня на день, но пока их здесь не было.

Значит, у нее есть еще немного времени, чтобы найти какой-то выход.

— Они уже близко, — сообщил Ютен в тон ее мыслям. — Завтра ты будешь хозяйкой Асингалека и встретишь братьев, воздавая почести, стоя рядом со мной. Такого не бывало со времен, еще когда жива была моя покойная мать.

Хозяйка Асингалека, велика важность, со злостью подумала девушка. Куда лучше быть самой себе хозяйкой!

Она искоса взглянула на Ютена. А ведь как все просто… граф, что бы он там ни плел относительно «чистоты» и ничем не оскверненных жриц и жрецов, на самом деле одержим страстью к ней, Соне, и его гложет ревность из-за того, что он видел ее с Эльбером. А если так…

Таймацу не напрасно рассказывал ей о женщинах-островитянках, которые являлись воительницами.

Сколько раз он повторял Соне: «Их главное оружие — смиренная молчаливость. Они ходят, не поднимая глаз, и словно бы не знают других слов, кроме «да, мой повелитель». Их невозможно вывести из терпения и заставить повысить голос.

Тихие, незаметные, хрупкие, как фарфоровые статуэтки, очаровательно невинные и всегда кажущиеся такими юными, изящными, почти бесплотными. Вряд ли такая женщина удержит в руках тяжелый меч, но он ей и не нужен.

Если ее послали убивать, она сделает это с помощью куска тонкой проволоки, заколки, мгновенно выхваченной из волос, или просто ногтя, всего лишь идеально ухоженного розового девичьего ноготка, или же отравленной иглы… да еще успеет придать убитому врагу пристойную позу — эти создания чрезвычайно аккуратны и не любят беспорядка ни в душе, ни во внешнем мире».

Соня тогда с интересом выслушивала все это, но думала, что для нее такая жизнь была бы неприемлемой.

Бурная, вспыльчивая, непокорная ее натура не смогла бы смириться с необходимостью долго изображать бессловесную покорность.

Улыбаться в ответ на оскорбления, кланяться до земли тому, кого ненавидишь, вместо того чтобы плюнуть ему в лицо и ввязаться в жестокую схватку… да ни за что на свете! Она не островитянка, как бы ни были они искусны в науке выслеживать и убивать. У нее, Сони, другие способы мстить и добиваться цели.