В действительности Махмуд-уста остался жив, нашел воду, и Хайри-бей осыпал его подарками и новыми заказами. Так как мастер сильно повредил левое плечо из-за того, что на него с большой высоты упало ведро, все проявляли к нему особую почтительность. Хайри-бей заказал Махмуду-усте вырыть еще два новых колодца, соединить их и сделать цистерны. А потом и другие владельцы фабрик и различных мастерских заказали Махмуду-усте строительство цистерн и рытье колодцев. В конце концов мастер поселился в Онгёрене. Он умер несколько лет тому назад.
Сырры-бей сказал, что Махмуда-усту похоронили на том самом кладбище по дороге к холму. На похоронный намаз пришли все в Онгёрене – его подмастерья, мастера, фабриканты.
– Я любил Махмуда-усту как отца, – сказал я.
По ответному взгляду Сырры-бея я понял, что ему кое-что известно. Но я также чувствовал, что Сырры-бей не хочет раздувать эту историю, так как теперь ему была нужна моя помощь.
Как Махмуд-уста сумел выбраться из колодца? Я испытывал огромное желание выспросить все и задать вопросы о Рыжеволосой Женщине, но сдерживался.
– Махмуд-уста всегда говорил о вас, что вы были самым образованным его учеником, – заметил Сырры-бей, явно желая сказать что-то хорошее.
Наверное, Махмуд-уста добавлял к этим словам нечто вроде знаменитой поговорки «Бойся ученого» и, конечно, был прав. Ведь я был виноват в том, что он повредил плечо.
Сырры-бей не знал, что именно в его доме я провел первую ночь с женщиной. Так и не задав вопроса о том, что меня беспокоило, а просто продолжая слушать его, я узнал следующее. Сырры-бей с женой давно уже переехали из дома на привокзальной площади. Тот дом с большими окнами был снесен, а на его месте построили торговый центр. Теперь там собиралась молодежь. Если я захочу своими глазами посмотреть на участок и приеду в Онгёрен, Сырры-бей обязательно пригласит меня к себе домой на ужин. Он давно оставил движение маоистов, но с друзьями не порвал. Он изредка покупал газету «Революционная родина», но уже не читал ее с таким вниманием, как прежде.
– Если бы они, вместо того чтобы заниматься американским империализмом, писали о мошенничестве и обмане при строительстве домов, было бы лучше, – сказал он.
Была ли в этих его последних словах угроза?
– Сырры-бей, я прикажу своим сотрудникам, чтобы они не допускали к вам несправедливости. Но у меня есть одна просьба. Расскажите, пожалуйста, о клевете на моего отца, про которую вы упоминали.
Сырры-бей рассказал. Дело в том, что у старых добрых марксистов-социалистов, а уж в особенности у приезжих из Анатолии, были сильны пережитки феодализма. Им не нравилось, когда в партийных ячейках возникали любовные отношения между парнями и девушками. Руководители ячеек не позволяли таких вещей, потому что они вели к ревности и ссорам. И любовная история моего отца в одной из таких ячеек закончилась скандалом.
– Девушка была очень красивая, и на нее, кроме твоего отца, запал один человек из редакции «Революционной родины», – сказал Сырры-бей.
Поэтому отец в конце концов был вынужден уйти из той ячейки и присоединиться к другой. Товарищ, который положил глаз на девушку, на ней женился. Затем, когда он был убит жандармами, молодая вдова вышла замуж за его брата. Отец вскоре совершил умный поступок – женился на моей матери, и родился я. Сырры-бей надеется, что эти старые истории, иншаллах, не расстроили меня, ведь отца уже нет в живых.
– Что было, то прошло, Сырры-бей, расстраиваться не из-за чего. Это всего лишь старые любовные истории.
– Джем-бей, ведь и вы на самом деле их знаете.
– Кого?
– Брат, за которого потом вышла замуж прежняя любовь вашего отца, – это Тургай-бей. Любимой вашего отца была та молодая актриса, что жила у меня в доме.
– Как?
– Да, та рыжеволосая Гюльджихан-ханым. В те времена она была шатенкой. Она была возлюбленной вашего покойного отца.
– Неужели? Где сейчас она и Тургай?
– Они приезжали еще два лета подряд со своим шатром, чтобы играть перед солдатами, но потом больше не появлялись. А вот их сын стал бухгалтером – и занимается моими делами.
Больше я не спрашивал о Рыжеволосой Женщине. Сырры-бей, чтобы меня не расстраивать, приукрасил историю. Он перенес все события, касающиеся отцовской интрижки, на десять лет, сделав упор на то, что все это случилось до женитьбы отца на моей матери. А ведь отец исчез на два года, когда мне было восемь лет. Мы с мамой знали – в его исчезновении есть, конечно, политическая сторона, но в то же время в нем был и личный мотив. Я понимал тогда, что гнев моей матери направлен не на государство.
Мы вышли из закусочной вместе с Сырры-беем. Все, что я узнал, потрясло меня.
Я еще долго бродил по улицам, испытывая не столько чувство вины или раскаяния, сколько ощущение того, что меня обманули как ребенка. Что бы сказал обо всем этом мой покойный отец, если бы узнал, что сын спал с его прежней возлюбленной?