Рыжеволосая Женщина

Лет тридцать назад, то есть в первой половине восьмидесятых годов, в одном из маленьких провинциальных городков, где мы давали представление, однажды вечером, когда мы большой компанией, состоявшей из нашей театральной труппы и местного политического кружка, сидели за вечерней трапезой и выпивали, за другим концом стола появилась женщина с такими же, как у меня, волосами. Мгновенно все собравшиеся принялись разговаривать об этом совпадении: за столом сидят две рыжеволосые женщины, случайно ли это. Все задавались вопросами, какова вероятность такой встречи, к счастью ли она и знаком чего она является. Неожиданно рыжеволосая женщина сказала:

– У меня натуральный цвет волос.

Она сказала это так, будто бы извинялась, но в то же время гордилась.

– Смотрите, у меня на руках и на лице есть веснушки, как обычно бывает у рыжих. К тому же у меня светлая кожа и зеленые глаза.

Все повернулись ко мне, ожидая, что я отвечу ей.

– Ваши волосы рыжие от рождения, а мои – мое собственное решение, – мгновенно ответила я. – У вас это дар Аллаха, предначертанная от рождения судьба. А у меня – сознательно сделанный выбор.

Я не стала дальше продолжать этот разговор, чтобы веселая компания не сочла меня заносчивой, потому что, пока я говорила, начались насмешливые многозначительные улыбки. Если бы я не ответила, то мое молчание означало бы поражение. Все бы сделали неправильные выводы о моей натуре и подумали бы, что я просто кому-то подражаю.

После этого я решила, что, выбрав рыжий цвет для своих волос, выбрала и свою судьбу. Один раз выкрасив их в рыжий цвет, я на всю жизнь сохранила к этому цвету привязанность.

Прежде я была не театральной актрисой, занятой созданием назидательных образов из старых сказок и легенд, а довольной жизнью яростной социалисткой, исповедующей современные взгляды уличной комедианткой. После трехлетней тайной связи меня бросил мой возлюбленный, женатый красавец и революционер, старше меня на десять лет. А ведь мы были так романтично настроены и так счастливы, когда вместе взволнованно читали революционные книги! По правде, я и злилась на него, и признавала его правоту, потому что наши тайные отношения всплыли наружу и из нашей ячейки в них не сунул свой нос только ленивый. Все говорили, что всё это приведет к ревнивым разборкам, что кончится это всё для нас очень плохо, но вдруг в 1980 году произошел очередной военный переворот. Некоторые ушли в подполье, некоторые бежали на лодках в Грецию, а оттуда в Германию, где получили политическое убежище. Попавшиеся властям оказались в тюрьме под пытками. Мой возлюбленный Акын в тот же год вернулся к себе домой, к жене и ребенку и к своей аптеке. А Турхан, на которого я злилась за то, что он положил на меня глаз и порочил моего возлюбленного, понимал, как я страдаю, и начал очень хорошо заботиться обо мне. Так что вскоре мы поженились, решив, что это будет очень хорошо для нашей «Революционной родины».

Но мой муж все никак не мог забыть, что я некогда любила другого мужчину. Ему казалось, что из-за этого он теряет авторитет, но при этом не обвинял меня за мое легкомыслие. Правда, и мой возлюбленный Акын был не из тех, кто быстро влюбляется, но и быстро забывает. Поэтому он стал тяготиться общением с прежними товарищами. Ему казалось, что ему начали говорить двусмысленности и высказывать колкие намеки в неподходящих ситуациях. Вскоре он обвинил товарищей по ячейке «Революционная родина» в бездействии и уехал в Малатью, чтобы организовывать вооруженную борьбу. Я не буду рассказывать о том, как тамошние граждане, которых он пытался расшевелить, донесли на этого смутьяна и как был убит мой муж, в очередной раз попав к жандармам.

Эта вторая потеря, произошедшая за короткое время в моей жизни, заставила меня охладеть к политике. Иногда я говорила себе, что, может, стоит вернуться домой, к матери и к отцу-пенсионеру, бывшему некогда губернатором, но я не могла на это решиться. Если бы я вернулась домой, мне бы пришлось признать свое поражение и забыть о театре. Но теперь мне также было очень трудно найти труппу, которая приняла бы меня в свои ряды. Тем более что мне хотелось заниматься не политизированными уличными представлениями, а самим театром.