Рыжий

Под прикрытием танка Рори вышел к реке и снял бой, что называется, в упор. Разгоряченный, он вернулся назад, к старому дереву, за стволом которого я прятался от пуль. «Теперь надо уходить, – сказал он. – Здесь очень неуютное место».

Мы еще поколесили по городу, который на глазах превращался в руины, потом я завез своего друга в отель, а сам взял курс на посольство. Я уже сворачивал на проспект Дар-уль-Аман, оставалось каких-то два километра по прямой, и я окажусь под защитой бетонных посольских стен. Ну, давай же, не подведи, родной «жигуленочек»! И тут на дорогу наперерез моей одинокой машине из кювета выскочили оборванцы с дымящимися автоматами. Их махновское обличье сразу выдавало ополченцев генерала Дустома. Я ударил по тормозам. Стволы уперлись мне в грудь. «Журналист, – кричу им на фарси. – Русский журналист. Еду в посольство».

Оборванцы, ни слова не говоря, вытащили меня из машины и уволокли за собой в канаву. Оказалось, что по эту сторону дороги засели узбеки, а по другую – пуштуны, гульбеддиновцы. И вот они истребляют друг друга со страшной силой. Но я-то зачем им нужен? Вижу, мои узбеки что-то лопочут по-своему и из «калашей» палят, не переставая. Ужасная ситуация, просто головы не поднять. Я вспомнил, что в посольстве мне дали японскую рацию, на всякий случай. Вот она, милая. Сейчас я на эту кнопочку нажму, этот рычажочек подвину… На помощь я не рассчитывал. Всем нашим немногочисленным гражданам, включая охрану из пограничников, в те дни категорически запрещалось покидать посольскую территорию. Но хотя бы сообщу, где я и что тут происходит. Однако с радиостанциями мне никогда не везло. Эта японская тоже не подавала признаков жизни. Видно, не те кнопочки нажимал.

Наконец, прояснилось, зачем они меня тормознули. Откуда-то на одеяле притащили раненого. Да какого раненого – у этого парня кишки по земле волочились, явно он был не жилец. Но узбеки жестами велели грузить беднягу в автомобиль и везти в госпиталь. Ну, за что мне такое наказание… А куда деваться? Попробуй откажись! Все вместе, под шквальным огнем, мы дотащили раненого до машины, запихнули его в багажник, я вскочил за руль, эх, была не была. Я помнил, что госпиталь Красного Креста был всего в нескольких кварталах отсюда, по дороге к «Интеру». Никогда в жизни я не ездил так быстро. Через три минуты уже был на месте. В госпитале без проволочек у меня забрали бойца. Теперь – обратно, тем же путем, ну, давай, «семерочка»! Что есть силы я вжал в пол педаль газа. По-моему, скорость была под двести километров в час. Посольская охрана еще издали увидела знакомую машину и заранее отворила двойные ворота с тамбуром. На полном ходу я влетел внутрь. Пронесло! Дома!

Комендант, принимавший у меня автомобиль, долго качал головой, глядя на густую кровь, которая плескалась в багажнике. То ли узбека жалел, то ли машину…

В ходе бойни была повреждена электростанция, в городе погас свет. И вот тут я смог вернуть долг ребятам из Би-Би-Си. Год назад они выручили нас, подобрав на иорданской границе и доставив в Багдад. Теперь сама британская команда во главе с Джоном Симпсоном терпела бедствие: без электричества они не могли перегонять свои видеоматериалы из Кабула в Лондон. Позвонил Рори: «Владимир, может быть, у вас в посольстве есть бензиновый генератор?» Есть! Я объяснил коменданту суть дела, пообещал магарыч и вечером опять мчался знакомой дорогой в «Интерконтиненталь», а в багажнике у меня был генератор. Джон, увидев такой подарок, растрогался чуть не до слез, полез за бумажником:

- Сколько мы тебе должны?

- Перестань, Джон. Считай, что теперь мы квиты.

Джульет тоже не сидела в эти дни без дела. С помощью знакомых полевых командиров она проникла в брошенное здание афганской госбезопасности. Джульет надеялась отыскать там документы, проливающие свет на гибель ее первого мужа. Она подозревала, что Доминика «заказал» ХАД и теперь хотела добраться до архивов. Но ее поиски оказались тщетными.

В начале мая бои стали стихать. Казалось, вот-вот наступит долгожданный мир. Я засобирался в Москву.

Накануне отъезда приехал в т.н. «третий микрорайон» и нашел панельный дом, где на первом этаже в скромной квартире жил мой друг Мухтар. Брат той гератской девочки, которая погибла в бою одиннадцать лет назад. За эти годы Мухтар стал генералом, последнее время он служил начальником политотдела кабульского гарнизона. У него было девять детей, и все они ютились в этой убогой квартирке, где почти не имелось мебели и пахло нищетой. Это все, что дала ему революция?

Жив ли он теперь? Последний раз я был в этом доме два года назад. С тревогой в душе постучал в дверь. Мухтар сразу вышел мне навстречу. Одетый в национальный пуштунский костюм – шаровары, длинная рубаха, жилетка, – абсолютно седой. Мы обнялись. Дети окружили меня, словно близкого родственника: Мухтар много раз рассказывал им о нашей дружбе, о Москве, о том, как был моим гостем. Хорошо, что я принес с собой конфеты, печенье, консервы, все, что смог раздобыть в посольстве.

- Мухтар, почему ты не уехал? Это опасно?