Рыжий

По итогам учебы каждому аспиранту полагалось защитить диссертацию. Большинство моих сокурсников, как и было принято в те годы, избрали темами диссертаций «роль партийных организаций» – дальше подставляй что угодно: «в повышении надоев молока», «улучшении жизни трудящихся», «укреплении репертуарной политики драматических театров», «воспитании коммунистической морали», «увеличении поголовья кроликов»… И так далее. Та же участь грозила и мне. Но убить три года на явную ерунду? Ни за что! Я приложил некоторые усилия, привлек связи, слегка поинтриговал, и утвердил тему, которая не значилась в застойных академических реестрах, но которая вполне отвечала и моим личным интересам, и имела очевидное практическое значение. Предложил исследовать содержание публикаций западных (в основном американских) СМИ по афганской войне. На кафедре вначале переполошились: во-первых, война продолжала оставаться закрытой и как к ней относиться – все еще было не ясно, во-вторых, для того, чтобы анализировать иностранные газеты и журналы, мне надо разрешить к ним доступ, и в-третьих, как сюда пристегнуть «роль партийных организаций»? Но последовал звонок со Старой площади (а там нашлись люди, которые уже были сильно озабочены тем, как нам реагировать на массированные пропагандистские удары Запада с использованием «афганского фактора»), и вопрос оказался решенным.

Таким образом, Афганистан и здесь продолжал крепко держать меня.

Учеба в аспирантуре была необременительной и сулила много приятных моментов. Полученный доступ к спецхрану помог расширить представления о мире. В те времена только избранные могли читать «Ньюсуик», «Тайм», «Ю.С. ньюс энд уорлд рипорт», «Интернэшнл геральд трибюн». Более того, в ЦК мне позволяли знакомиться с радиоперехватом передач «вражеских голосов» – «Свободы», Би-Би-Си, «Голоса Америки», «Немецкой волны». О, сколько интересного я узнал в те годы – и о нас самих, и о тех, кто нас ненавидел!

Чтобы читать американскую прессу, надо было совершить прогресс в английском – тоже полезно. Нам, аспирантам, сохранили зарплату, получаемую по прежнему месту работы, и даже выделили по отдельной комнате со всеми удобствами в гостинице при академии на проспекте Вернадского. Вот была жизнь!

Слегка омрачала существование необходимость посещать лекции по обязательным тогда дисциплинам, связанным с изучением идеологической догматики и т.н. «ленинского наследия». Но, честно сказать, я их и не посещал. Надо отдать должное нашим преподавателям – даже самым кондовым – на экзаменах они оказались незлопамятны и вполне щедры на высокие оценки.

В академии в основном учились партийные и советские работники среднего звена, которых готовили к более крупным должностям. Окончив аспирантуру, они отправлялись в свои регионы руководить городами и областями. Распределением занимался ЦК КПСС. Помню одного аспиранта, моего земляка из Сибири – он страстно хотел, чтобы его распределили в Узбекистан.

– Хочу быть секретарем обкома партии! – закатывал он глаза.

– Но почему именно там?

– Да потому, что в этих республиках не надо думать о хлебе насущном. Там утром открываешь тумбочку своего рабочего стола и уже видишь десять тысяч рублей. Как они туда попали, меня не касается. Наверное, национальный обычай такой. Год поработал – и на всю жизнь хватит.

Но мне до распределения еще было далеко. Отучившись несколько месяцев, я опять попал в Афганистан. В Кабуле проходила научная конференция стран «третьего мира», меня пригласили выступить с докладом. Что-то такое о принципах и методах ведения «психологической войны». Воспользовавшись оказией, я остался в Кабуле еще на пару недель, навестил старых знакомых и даже слетал в провинции. Ничего не изменилось в Афганистане за то время, что я там не был. Все так же шла война. Конвейер смерти работал безостановочно.