Рыжий

Страна тем временем все глубже погружалась в пучину гражданской войны. Повсюду вспыхивали мятежи, множились ряды «воинов Аллаха», стрельба звучала круглые сутки. Амин, как до него Тараки, все настойчивее убеждал советских товарищей оказать ему прямую военную помощь. Кстати, наше военное присутствие уже и тогда было ощутимым: северный сосед помогал Афганистану оружием, техникой, боеприпасами, советниками. В рядах афганских вооруженных сил появились наши генералы в форме без знаков различия, а в голубом небе летали наши штурмовики. Но местные революционеры хотели большего: «Нам бы немного войск на подмогу – тогда мы быстро разгромим врага».

Репрессии стали еще ожесточеннее. Кармаль был отозван из Праги, якобы, для назначения на другую должность. Но заподозрив худшее, он вместе с семьей скрылся в глуши Высоких Татр. Амин был взбешен. Приехавшему с официальным визитом в Кабул видному чехословацкому функционеру он бросил в лицо: «Если мы нападем на след Кармаля, мы привезем его в Афганистан и расстреляем здесь, как агента ЦРУ». После чего Кармаль спрятался в еще более укромном месте.

Амина охраняли люди из КГБ, пищу ему готовил повар из КГБ, его лечили советские врачи и окружали советские военные советники. По каналам госбезопасности Амин много раз обращался к Москве с просьбой разрешить ему визит в СССР – там он лично хотел убедить высшее советское руководство в необходимости оказать широкомасштабную военную помощь Афганистану.

Дальше произошло то, чем почему-то гордятся наши спецслужбы, но – если вдуматься – то, что по своему цинизму, абсурду и бестолковости имеет мало аналогов в современной истории.

В конце декабря 79-го Советский Союз, наконец, внял мольбам о помощи и направил в Афганистан крупный «ограниченный воинский контингент». Оказавшись в суверенном и независимом государстве, наши интернационалисты первым делом пошли на штурм дворца, в котором в окружении наших же советников, охранников, поваров и врачей находился человек, пригласивший их в свою страну.

Поздно вечером 27 декабря в наступившей темноте дворец в ходе кровопролитного боя был взят, а Амин убит.

Дауд. Тараки. Амин. Кто следующий?

28 декабря мир узнал имя нового афганского лидера – им стал Бабрак Кармаль.

Ох, много вопросов было у меня к этому человеку. И каких вопросов! Они мучили меня долгие годы. В последнее время каждую свою поездку «за речку», я использовал для того, чтобы встретиться с видными деятелями «халька» и «парчама», вызвать их на откровенный разговор, что-то прояснить для себя. Время изменилось, страха стало меньше, афганцы обычно без долгих уговоров шли на диалог, и многое из их недавней истории проступало все яснее и яснее. А многое оставалось тайной. И вот сам Аллах послал мне в соседи Бабрака Кармаля. Грех было упустить такой шанс.

Несколько дней назад я позвонил Каве, сказал ему, что хотел бы навестить отца. Кава явно обрадовался: «Конечно, приходите. Он будет рад.» Условились на субботу. Странно, но в этот раз никаких проблем с проходом на дачу у меня не возникло: охранник, ни слова не говоря, отворил на звонок калитку и молча пропустил внутрь.

Кармаль был одет в синий самодельной вязки свитер и в потертые темные брюки. Выглядел он не очень хорошо: с лица не сходила тень, улыбался редко.

На круглом столике появилась белая скатерть, принесли чай и кофе. Кармаль первым делом затянулся своим неизменным «Кентом», не забыв предложить сигарету и мне. А я напомнил ему, что когда девять лет назад я впервые пришел к нему во дворец в компании большой группы наших советников, сопровождавший нас чекист строго-настрого запретил всем доставать сигареты в присутствии генсека. Кармаль тогда пробовал бросить курить.

– Да, раза три или четыре я действительно пытался бросить, но ничего не выходило.

– А курите исключительно «Кент»?

– От других першит горло.

«Для разбега» я завожу разговор о прежних постояльцах этой гэбэшной резиденции:

– Говорят, раньше здесь жила Долорес Ибаррури?

– До меня в этот дом занимал руководитель компартии Йемена. Отсюда он уехал на родину, и вскоре его там убили.

– Вот видите, – пытаюсь я пошутить, – не надо значит спешить с отъездом.

Но он не улыбнулся, не принял шутливого тона.

– Начнем, товарищ журналист?

Разговор получается без разминки, деловой и жесткий.

– Как вы с позиций сегодняшнего дня воспринимаете апрельскую революцию 1978 года?

– Как величайшее преступление перед народом Афганистана, – не задумываясь, отвечает Бабрак Кармаль.

– Ого! Но ведь и вы были одним из активных участников и даже вождей этой революции. Значит, вы тоже преступник?

– Нет! – Он протестующе поднимает руку. – Я был против. Революция совершилась вопреки моей воле и вопреки воле партии.

– Как? – Снова искренне удивляюсь я. – Разве не ЦК партии принял решение свергнуть Дауда?

Бабрак Кармаль смотрит на меня снисходительно и улыбается так, словно знает великую тайну, но не уверен, надо ли этой тайной делиться.

– Нет, – говорит он. – Это было не так.