Он тоже в упор смотрит на меня. Нет, наверное, нельзя так разговаривать с руководителем государства, хоть и бывшим. Сейчас обидится, вышвырнет меня из дома, и никакие извинения не помогут. Но что-то ломается у него внутри.
– Я не боюсь смерти и готов умереть за родину, – тихо говорит он.
– Зачем умирать. Возможно, я преувеличиваю степень опасности, но я знаю точно: ваша личная трагедия заключается в том, что афганский народ уверен – вы приехали в Кабул на броне советских танков и сидели на троне, поддерживаемый советскими штыками. Вы непопулярный человек у себя на родине, товарищ Кармаль.
– Это ложь! – Его и без того темное лицо чернеет. – Да, у меня есть много врагов, потому что я был беспощаден в своей борьбе. Но везде – в Кабуле, Кандагаре, Герате, Джелалабаде – я всегда чувствовал, что народ меня любит, идет за мной. И народ, и партия.
…Ну, что на это сказать? Нет, лучше сегодня остановиться. Иначе Бог знает, чем обернется наш диалог. Лучше сделать паузу.
Я аккуратно свожу разговор к каким-то несущественным вещам, делаю ему несколько комплиментов, выражаю надежду на продолжение наших встреч. Мы прощаемся вполне сердечно, словно только что не было никакого спора.
Бабрак Кармаль… Еще одна судьба – символ великого противостояния в 20-м веке, еще одна человеческая драма. С юных лет сын генерал-полковника, губернатора крупной пуштунской провинции посвятил себя служению идее свободы. В студенческие годы – активист движения за демократические права, оппозиционер, диссидент. Много раз был под арестом, несколько лет провел в тюрьме, участвовал в голодовках, подвергался допросам «с пристрастием».
Свобода для него никогда не была понятием классовым. Вернее, не была до той поры, пока пути юной афганской демократии не пересеклись с коммунистической религией, миссионерами которой в Кабуле выступали наши дипломаты и разведчики.
Фамилию нового афганского лидера мир узнал в последние дни 1979 года. Сообщения агентств были скупы и противоречивы. В Кабуле то ли путч, то ли переворот, прежний вождь Хафизулла Амин оказался «наемником мирового империализма», «кровожадным тираном», «агентом ЦРУ» и потому убит (кем? как?), в ДРА вошли советские войска (с какой целью? на какой срок?) новым генсеком избран (или назначен?) Кармаль Бабрак (сначала у нас писали именно так – Кармаль Бабрак).
Роковой день известен – 27 декабря 1979 года. Однако у всего есть свои истоки.
Восхождение Кармаля на афганский престол началось пятнадцатью годами ранее.
1 января 1965 года в скромном глиняном доме на окраине Кабула собрались 27 молодых мужчин. Дом принадлежал писателю по имени Тараки, а гостями были избранные марксистскими кружками делегаты учредительного съезда народно-демократической партии Афганистана.
В перерыве, разбившись на группы, пили чай с печеньем, толпились в коридоре и гостиной. Кто-то спросил Тараки: «Какая сила уполномочила тебя нас собрать? Кто тебя поддерживает?» На что Тараки высокопарно ответил: «Собственная воля и народ Афганистана».
После перерыва приняли устав и программу партии. Генеральной линией было провозглашено «построение общества, свободного от эксплуатации человека человеком». Идейно-теоретическими основами был назван марксизм-ленинизм.
Сразу после этого семь избранных членов ЦК провели пленум, на котором первым секретарем выбрали Тараки, а его заместителем – Кармаля.
Известно, что впоследствии партию станут раздирать жесточайшие фракционные разногласия, междоусобицы, яростная борьба за власть и это горько скажется на судьбе всех афганцев. Но мало кто знает, что первые трещинки появились уже тогда, сразу, на том учредительном съезде. Так, Джаджи, не обнаружив себя в числе членов ЦК, настолько обиделся, что немедля покинул ряды партии. Трех человек – Тараки, Кармаля и Бадахши – делегаты заподозрили в подлоге при голосовании.
Через год расхождения руководителей НДПА в вопросах тактики и борьбе за лидерство приводят к расколу: Кармаль и его сторонники выходят из состава ЦК и формируют свою фракцию «парчам» («знамя»), провозглашенную как «авангард всех трудящихся». Другая группировка «хальк» («народ»), руководимая Тараки, называет партию «авангардом рабочего класса». В рядах парчамистов больше выходцев из богатых семей – помещиков, торговцев, интеллигенции, высшего офицерства (ничего себе – «трудящиеся»!). Среди халькистов преобладают малоимущие. У парчамистов много таджиков. Халькисты в основном пуштуны.
Еще деталь: Афганистан – страна крайне отсталая, сплошь крестьянская, феодальная, однако партийцы в уставе своей организации определяют ее, как «высшую форму политической организации рабочего класса». Чуете, откуда ноги растут? А многие функционеры «халька» открыто называют себя «коммунистами». При этом обе фракции, не жалея бранных эпитетов, щедро обмениваются взаимными обвинениями: для сторонников Тараки парчамисты – это «продажные слуги аристократии», а люди Кармаля называют халькистов «полуграмотными лавочниками и националистами». Вот такая партия…