Не диво, что вопрос застал премудрого старца врасплох, коль скоро был он, вопрос этот, неожиданностью и для самого вопрошающего. Довольно долго хранильник молчал. Когда же истомившийся ожиданием вятич окончательно уверовал, что старец попросту не расслышал, тот вдруг процедил сквозь почти не шелохнувшиеся усы:
– Не веруется мне, будто двое одновременно живущих смогут встретиться и в следующей жизни – разве что один из них окажется пожилым, когда другой едва лишь родится… где-нибудь за трижды тридевять земель. И уж совсем невозможно им будет узнать друг друга. Даже если боги вернут обоим память о прошлой судьбе, то не подмогою будет, не милостью, а злейшим из божеских проклятий.
Мечник вздохнул и снова уставился в огонь. Ну, конечно же – память. Потому-то мудрец, столь рьяно ратовавший против знания наперед ЭТОЙ жизни, легко допустил тебя в ТУ. Память, которая затеряется где-то меж домовиной вятича Кудеслава и колыбелью новорожденного Ставра. То, что Кудеслав нынче вызнал о Ставровой гибели, никак не сможет обернуться во зло…
Тупая ломотная боль терзала затылок, в горле вязко и гадко ворочалась тошнота, время от времени просыпалось болезненное неудобство в левом боку – не то кудеславово сердце вконец умучилось происходящим, не то напоминала о себе угодившая в Ставра летучая гибель…
– Ну, ладушки… – волхв крепко оперся ладонями о колени, остро воткнул в Мечниково лицо пожелезневший взор. – Дай-кось теперь стану спрашивать я. Помнишь, ради чего отправлялся в грядущее?
Мечник не разлепил губ, лишь кивнул неохотно.
– Ну, и разыскал ли ты там ответ хоть на один из своих вопросов?
Мечник так же молча и так же нехотя мотнул головой.
– То-то. – В старческом голосе не слышалось ни малейшего намека на торжество. – Много ли проку в виденьях, которые не способен истолковать? Ин-тер-пре-ти-ро-вать… – выговорил он вдруг с жесткой усмешкой дикое, напрочь лишенное смысла то ли слово, то ли леший разберет что. – Для этого надобно там прожить не полдня, как тебе нынче выпало; даже не год – всю жизнь до судьбины-конца. А такое никому не под силу. После такого в тебе два ума угнездятся: нынешний и грядущий. А что два разума в одной голове, что вовсе ни единого – то без разницы. И слышь, чего еще скажу… – Старик резко придвинулся к вятичу, словно бы вознамерившись клюнуть его в ухо. – Я же вижу: не веришь ты мне. И правильно. Я ведь человек, а один человек, дойдя до чего-либо лишь собственным своим разуменьем, без мудрых сторонних советов, редко не ошибется. Может, и впрямь обносившийся разумом дедка напугался пустых собственных страхов; может, нездешние вовсе другого хотят, нежели мне привиделось… Я к чему клоню-то… – Он глянул на Мечника с внезапной опаской (что ли ни с того, ни с сего забоялся по уху схлопотать?!). – Я это к чему… Ты ведь мне ничем не обязывался. Ежели отступишься от меня да моих затей, нездешние оставят тебя в покое. И Векшу не тронут. А может статься, даже облагодетельствуют вас – особливо коль ты отдашь им меч али примешь их сторону. Понял? Думай, думай покуда еще не поздно…
Старик умолк, отшатнулся, увидав на Мечниковом лице… нет, назвать такое улыбкой ни у кого бы не повернулся язык. Разве только каменный великанский ведмедь мог бы этак вот ухмыляться.
– А и хитрован же ты, старче! – со злым восхищением протянул Кудеслав. – Ай, хитрованище! Выискал-таки единственные слова, какие могут меня к тебе крепче крепкого приторочить!
Хранильник смолчал. И ни обида, ни тем более смущение так и не отразились на его омытом очажным заревом лике.
– Ну, хватит уж нам разговаривать разговоры. – Вятич оглянулся на кое-как заставленный обломками вход. – Рассвет, поди, еще не близехонек, день же наверняка выдастся хлопотным да веселым. Ложитесь-ка спать, вы, всякие-разные части премудрейшего чародея. А я перебодрствую на стороже.
– Это ты ложись, – сказал волхв. – Сторожею буду я, ты же хоть малую толику сил оживи: день-то впрямь будет "веселый". И не перечь. И впредь думай, с кем да как говоришь. "Всякие разные части"… Сам ты не человек, а часть… во-во, именно та, на которой ерзаешь.
Старик, кряхтя, поднялся на ноги, запустил пальцы обеих рук куда-то в глубины своей бородищи и вдруг выговорил невнятно:
– А все же не вполне правда то, что ты от меня слышал про Здешний и Нездешний берега. Противуборенье ладу с безладьем – это слишком уж просто. Слишком… э-э-э… слишком понимаемо, вот. – он искоса глянул на Кудеслава и отвернулся. – Еще что-то под этим кроется, а что? Пойди, угадай-кось! Такое чтобы понять, наверняка не одну жизнь прожить надобно…
6
"О пресветлые всевеликие боги, и на хвоста же вам ваше могущество-размогущество?! Чтобы дозволять всяческой мерзопакости паскудить вымученному человеку его долгожданный сон?! Расплодились, как мухи на гноевище, и каждому-то воздай, каждого-то изволь ублагостить требой… А вошь вам бодучую теперь вместо требы! Раз вы этак вот, то и я… Ой, лоб-полено, что же это я такое несу?!"