- Я справлюсь, - спокойно говорит она, расположив клинки в вертикальном положении. – К тому же, Минс сказала, что у меня есть для этого особые таланты.
- И ты ей веришь?
- У меня нет повода ей не верить. По крайней мере, всё, что я вижу, что она делает, делала для меня… Я ей верю.
- А мне веришь?
Девушка пожимает плечами. Ей хочется верить, но что-то её тревожит и отталкивает. Она сама не понимает, что именно: даже когда он с ней говорит вот так, при всех, на близком расстоянии, ей кажется, что она мгновенно слабеет, будто немец – вампир, но энергетический.
Высасывает её душу. Всю её.
- Знаешь, я не хочу, чтобы и с тобой что-то случилось…
- Со мной всё будет в порядке. Правда. Минс говорит…
- А я говорю тоже, - Зигмунда раздражает, что Рейн верит той, кто водит её за нос с самого начала. – Поверь, я много что уже успел потерять. И это касается не только моей руки и глаза.
- Не волнуйся, - Рейн мягко улыбается ему, - я не буду в твоём списке.
- Я надеюсь на это.
Полукровка протискивается мимо него к железной двери, и Зигмунд внимательно следит за ней, боясь, что, зайдя внутрь шахт, она так же, как и остальные, уже не выйдет. Немец стоит на месте, пряча руку в кармане; слепой глаз слезится от плохого освещения. Он улавливает взгляд Симона, щебечущего в углу с Бутчересс, явно насмехающемуся над тем, что его нелепое отражение вновь проигрывает в их нелепом состязании. На что? На количество жизней? Зигмунд не улавливает сути, но продолжает смотреть на Рейн, молясь, что с ней всё будет хорошо, что она со всем справиться.
Ещё одну потерю он не переживёт.
========== Знания. ==========
В ботинках противно хлюпает; в носу - зудит от противного запаха. Светлана и Стренджер идут по городской канализации – целой системе подземных катакомб. Люпеску держится рядом с напарником, вцепившись в его руку: она до сих пор не может понять и принять настоящее. Спокхаус, все те люди, с которыми они когда-то сотрудничали, жили, прошли столько испытаний… Возможно, что мертвы. Нацисты не щадят никого, а таких, как они – особенно.
Стренджер знает дорогу к бывшему штабу, но не хочет озвучивать свои мысли вслух. Он догадывается. Давно догадывается, что дело не чисто. Ещё с самого начала, когда Хэпскомб вызвал их к себе в кабинет и отправил на верную погибель. Старый маразматик рассчитывал, что они не вернутся. Или вернутся раньше на собственную казнь, но что в итоге? Один из них сейчас в могиле, и это ни Люпеску, ни сам Стренджер. Но Джошуа все ещё надеется, что он мыслит неверно; но на своём веку мужчина не помнит просчётов.
Стренджер никогда не ошибается.
И это его главное наказание за грехи – знать обо всём с самого начала.
Бог его не любит, раз одарил такими способностями.
Впрочем, у них это взаимно.
Джошуа ускоряет шаг.
- Через пару метров должен показаться тоннель. Оттуда – направо. А потом минут двадцать, и выйдем в подземный комплекс – бомбоубежище, построенное во времена Первой мировой войны. Как раз под нашим старым домом.
- Думаешь, что немцы не прознали про неё?
- Не думаю – знаю.
Светлана не сомневается в его словах, но правда всегда ранит. Она надеется, что им удастся выяснить, что же произошло. А если нет… Дампир даже не знает, чего ожидать в дальнейшем. Вариации будущего, возникающие в мыслях, слишком её пугают.
========== Тайный бункер. ==========
Джошуа помогает Светлане взобраться по лестнице, постоянно озираясь по сторонам: иногда ему кажется, что за ними следят, но кто спустится в канализацию, чтобы в итоге упереться в тупик – для других, но на деле же – просто маскировка, скрывающая только им известную тайну. Дампир стирает ладонью камуфляж – краска осыпается пеплом; клинками поддевает крышку люка, а затем она выворачивает её руками, толкая; путь открыт. Она запрыгивает наверх, затягивает сначала дорожные сумки и чемоданы, а затем тянет руку напарнику, который молча принимает помощь. Стренджер поднимается к ней, закрывает за собой крышку люка: никто не должен знать, что они внутри. И достаёт из плаща фонарик, зажигая его; в бункере слишком тихо.
- Мне бы не помешал душ, - говорит шёпотом Люпеску, но здесь её голос кажется намного громче.
- Ты же видишь в темноте, - спокойно отвечает Джошуа, открывая один из чемоданов. – Так переоденься. Самому противно.
- Да и запах канализации легко учуять при нынешнем раскладе, - соглашается с ним дампир.
Стренджер ничего не говорит; его карманный фонарик судорожно мигает – аккумулятор садится. Это затруднит дальнейший путь, но рядом была Светлана, которая, переодеваясь и не стесняясь напарника, может провести их дальше. Джошуа следует её примеру: любимое пальто, брюки и туфли безнадёжно испорчены.
Испорчено не только то, что на нём надето.
Мужчине хочется закурить, но он терпит; Светлана подходит к нему, поворачивается, и Джошуа на ощупь ищет молнию, а затем поднимает металлический язычок, застёгивая корсет. Жаль, что с собой, кроме пустого оружия и человечков-тван, у них ничего нет.
- Как думаешь, смог ли кто-то остаться в живых?
- Мне больше интересно, за что этот ублюдок нас продал.