— Господин губернатор, пока вы не гарантируете, что все дурные вещи, которые случаются с людьми в штате Мэриленд, будут случаться только с Республиканцами, да, я серьезно, — и я снова оглянулся на всех, — Слушайте, я знаю, что говорят. Мол, я купил выборы, разбрасываясь деньгами в благотворительные фонды. Я признаю, что я отдал много денег пожарным участкам, неотложке и полицейским участкам в своем округе, но это потому что я живу там. Если у вас есть фонды, которым вы хотели бы помочь, то дайте мне знать. Или сообщите Мэрилин. На самом деле она глава фонда Бакмэна. Только будьте готовы к последствиям.
— Например? — спросил Стени Хойер.
Я улыбнулся ему и пожал плечами. Стени был ведущим Демократом.
— Таким, как, например, мое улыбающееся лицо, дающее чек, когда снимают камеры. Что важнее, что фонды получают деньги, или то, что не указывают причастного к этому Республиканца? Хм-м? Пища для размышлений, не так ли?
Начались длительные перешептывания на этот счет! Все же, все было не так плохо. Квейси Мфуме, который представлял один из беднейших округов в Балтиморе, сказал:
— Мне все равно, что покажут твое лицо! Людям в моем округе нужны деньги на здравоохранение и больницы, и им плевать, откуда они появятся. Ты серьезно? — у него было бунтарское выражение лица, и я вспомнил, что на этот счет у них с Шефером были разногласия.
Я посмотрел ему в глаза и сказал:
— Да. О какой сумме говорим?
— Как насчет двадцати тысяч для больницы в Пимлико?
— Пятнадцать, — парировал я, — но наравне. Ты наскребешь пятнадцать где угодно еще, и я даю еще пятнадцать. Согласен?
— Подними до двадцати, и встанешь там и разрежешь ленточку, — надавил он.
— Только если это появится в Sun и по телевизору, — ответил я.
— Договорились!
Можно было слышать скрип шестеренок в их головах. Я знал, что кто-то не захочет, если я буду причастен, кому-то было все равно, или напротив, даже рады (по большей части это другие Республиканцы). За следующие десять минут я получил просьбы вложиться, опять же, в различные больницы и подразделения пожарных и неотложки.
— И сколько ты вообще планируешь жертвовать? — спросил меня губернатор.
Я на секунду задумался.
— Я уже годами выделял около двухсот тысяч различным фондам в моем округе, просто потому, что я там живу. Если расширим эту цифру на весь оставшийся штат… может быть, два миллиона. Звучит честно?
— Каждый год? — недоверчиво спросил Стени Хойер.
— Ну, пока экономика держится, так что, может, вы, Демократы, проголосуете за Республиканцев и поможете с экономикой, — улыбаясь, сказал я.
На это я получил пару смешков, и множество задумчивых взглядов от остальных. Несколько человек поспрашивали меня о чем-то, и затем сказали:
— Ловлю на слове! — на что я ответил тем же.
К концу ужина нас пригласили на несколько ужинов у остальных, включая ужин у губернатора в его особняке в Аннаполисе. Мы вежливо приняли это приглашение, и пообещали проверить свой график для всех остальных. Вполне возможно проводить каждый чертов обед и ужин, питаясь у кого-то на их харчах, хотя, чего можно этим добиться, остается спорным моментом. Как минимум, нужно быть блестящим собеседником! Что касается губернатора Шефера, ну, Дон Шефер был политиком Мэриленда нашего поколения, и не важно, что Демократ; если хотите сделать что-то политическое в Мэриленде, важно быть с Доном Шефером на хорошей ноте, и как минимум – не злить его.
Во всем остальном же 1991-й год прошел без чего-либо интересного. К несчастью для Джорджа Буша, экономика начала плавно скатываться вниз. Ранней весной после победы Америки а Персидском заливе (ладно, победы Коалиции, но серьезно, кому это интересно?!) рейтинг президента составлял 90%. К сожалению, это оказалась самой высшей точкой его президентства. К лету экономика начала серьезно тонуть. В комбинации с завышенными ценами на нефть из-за иракского вторжения в Кувейт, огромного государственного дефицита и общего падения рынка экономика сильно упала.
До какой-то поры на моих вкладах в Бакмэн Групп это никак не отразилось. Когда я был избран, мне пришлось расположить свои финансовые активы в «слепом трасте», где доверенное лицо имело полный контроль над средствами, а у меня не было законного права изменять свои вложения. В теории, это запрещало мне изменять свои вложения, чтобы получить прибыль от любого другого занятия, которым я публично занимался. Мне нельзя было контактировать с доверенным лицом по каким-либо вопросам, кроме как уточнения, как там мои средства.