С чистого листа главы 100-165

Он был частью моего «постоянного» комитета по переизбранию, и получал доход от кампании, что не считалось нарушением количества состава моего персонала.

– Большинство людей считает, что раз конгрессмен Бакмэн Республиканец, то он является частью конспирации против Клинтона. Те же, кто наблюдал внимательнее, напротив, знают, что господин конгрессмен не в восторге от идеи импичмента, и не держат на него зла. Я бы сказал, что отношение сообщений против импичмента составляет два к одному или три к одному против тех, кто выступает за.

– Джерри, что слышишь ты? И куда важнее, что ты думаешь об этом? – спросил я.

Фергюсон пожал плечами:

– Думаю, что Шерил и Минди правы. Девятый Округ Мэриленда не собирается жечь чучело Клинтона. А вот Ньют Гингрич – совсем другое дело. Многие считают его огромной блокирующей силой в Конгрессе. Он был в самой гуще закрытия правительства и теперь в самой гуще импичмента.

– А думаешь-то ты что? Лично ощущаешь что-нибудь?

Он снова пожал плечами.

– Ничего личного не питаю. Для меня это больше тактика, и здесь она не очень помогает. У вас довольно чистая репутация. Вы выступаете за права женщин и за семейные ценности, что довольно сложно собрать вместе. Если вы не разведетесь с миссис Бакмэн до Клинтонов, то вы будете в безопасности.

Я взглянул на Мэрилин, которая сидела с хмурым выражением.

– Не рассказывай о моих любовницах, и я не расскажу о твоих.

– Очень смешно!

Я продолжил собирать мнения присутствующих. Ничто из этой суматохи не влияло бы ни на что, над чем мы работали в законодательстве. Большее влияние бы произошло от того, если бы это обернулось против нас на выборах. Если Гингрич победит и Клинтон будет смещен с поста, это возможно сильно ударило бы по Демократам – возможно! Это могло бы также спровоцировать голоса, симпатизирующие им. Если Республиканцы проиграют, это ударит по нам, и не важно, как. Во многом лучшим из возможных сценариев было, если бы в Палате не хватило голосов за импичмент. И единственным способом, как такое могло случиться, было, если бы кто-то встал против Гингрича.

Все в кабинете уставились на меня.

– Вы все хотите, чтобы я выступил на публике под запись против Ньюта Гингрича и импичмента? – спросил я.

Марти осмотрелся и ответил за всех:

– Да. Во-первых, это будет хорошо для вас, как для политика. Это покажет всем в округе, что вы против этого, что совпадает с их мнением. И что важнее, это скажет всем в Вашингтоне, что это плохая идея для страны в целом. Это не то, для чего у нас существует импичмент. Это не тяжкое преступление или правонарушение. Если вы сможете свернуть все это, то будете благородным.

– Если я сверну все это дело, Ньют Гингрич вломится ко мне с топором. Мы окажемся на пятом этаже в Кэнноне, и все вы будете в Клетках.

– И что? – парировал он. – Вы богаты! Вы можете построить нам целый шестой этаж с атриумом, садом и спа!

– О, Господи! – пробурчал я.

Затем я взглянул на жену, которая просто улыбнулась и взяла меня за руку.

Я осмотрел всех присутствующих. Как и я, большинство из них приехало в Вашингтон в надежде сделать что-нибудь хорошее, и как и я, они понимали, что импичмент из-за лжи о минете не есть то самое хорошее. Я мог видеть это на их лицах. Веди, следуй, или проваливай! Так говорилось в старом выражении. Через полминуты я кивнул Марти. – Ладно, я выйду к людям и выскажусь против этого. Как бы нам это получше подать? – и атмосфера в помещении сразу облегчилась, и кто-то даже улыбнулся. Я же закатил глаза. – И когда это не сработает, вы все приглашены на мои политические похороны. Итак, что делаем?

Мэрилин чмокнула меня в щеку, и затем поднялась и начала снова разливать всем кофе. Политический стратег из нее был не очень. Хотя она различала верное и неверное, так что моя позиция ее устраивала.

– Я пойду, сделаю еще кофе. Вернусь через пару минут. А речь вы можете составить и без меня, – объявила она.

Минди подскочила, чтобы помочь ей, а мы со всеми остальными занялись проработкой тактики, как все быстро провернуть. Дело уже покинуло стены судебного комитета. Через две недели мы бы уже голосовали перед всей Палатой. У нас было две недели на то, чтобы конгрессмен на четвертом сроке объявил войну спикеру Палаты. Выиграем мы, или проиграем – это бы серьезно все изменило.

Два дня спустя у меня была назначена пресс-конференция у ступеней Капитолия. Поскольку подготовку к ней скрыть было невозможно, ко мне наведался Боб Ливингстон, глава влиятельного комитета по ассигнованиям Палаты и один из главных подручных Ньюта. Он был вежливее Ньюта, и за день до пресс-конференции он появился в моем офисе и запросил о встрече со мной. Ньют бы просто ворвался в кабинет.

После того, как я его принял в своем кабинете, я жестом пригласил его сесть в кресло. Сам я сел напротив.

– Боб, чем могу помочь? – спросил я.

– Карл, я сразу к делу. Ньют в курсе, что ты завтра на ступенях Капитолия проводишь пресс-конференцию. Он хотел бы узнать, о чем ты собираешься говорить.