С чистого листа главы 100-165

Сказать, что мое объявление стало шоком – было бы жутким преуменьшением. Думаю, я вызвал бы меньше реакции, если бы поджег фитиль большой бомбы у основания Капитолия! После того, как я закончил со своим выступлением, поднялся дикий рев от репортеров и все они начали выкрикивать какие-то вопросы. Я отказался отвечать и собрался уходить. В это же время в сторонах от них вне досягаемости камер в молчаливом ступоре стояли несколько конгрессменов-Республиканцев и их старшие работники. Вместо того, чтобы увидеть, как я заявляю о своей грядущей отставке из Конгресса (на что меня бы великодушно поблагодарили за мои годы службы) они увидели, как я объявляю войну Ньюту Гингричу. К нему же они и умчались, работники начали прикрывать их от журналистов, которые дружно быть погнались за ними, требуя ответа об их голосах.

Для меня же это было странного рода облегчением. Уже больше года я плясал вокруг Гингрича, начиная с момента, когда я спорил с ним о закрытии правительства. Теперь танцы кончились. Началась война.

Тем же вечером после ужина Мэрилин застала меня сидящим в своем кабинете, я просто смотрел в окно и думал. Она вошла и села ко мне на колени.

– Не против компании? – спросила она.

Я улыбнулся ей:

– Конечно, – и обхватил ее руками.

Мэрилин устроилась поудобнее, и затем сказала:

– Я просто хочу, чтобы ты знал, я очень тобой горжусь. Я знаю, это было тяжело для тебя, но ты прав, а Ньют Гингрич – нет, и я горжусь тем, что ты сказал сегодня.

Я обнял ее и затем ответил:

– Спасибо тебе. Интересно, Цезарь ощущал себя так же, когда перешел Рубикон?

– А?

Я улыбнулся.

– Ты же слышала о том, как Цезарь переходил Рубикон, так?

Мэрилин улыбнулась, пожав плечами:

– Да, но я так и не поняла, что это значило.

Я понимающе кивнул.

– Ааа… ну, это все случилось годы назад, конечно же, но когда Юлий Цезарь решил захватить Рим, существовало правило, что никто из римских генералов не поведет армию в Италию. Границей была небольшая речушка на севере Италии, Рубикон. Впрочем, это больше ручей, чем река. Итак, старика Юлия вызвали в Рим, чтобы он ответил за свои преступления, и ему нужно было оставить армию позади, с дальней стороны реки. Если бы он пошел без них – его отправили бы в тюрьму. А если бы он взял их с собой – это стало бы объявлением гражданской войны.

– И он взял их с собой?

– На это и ссылается выражение. Он взял их с собой. Оно означает, что ты принял решение, от которого уже не отказаться. Все ставки сделаны, и не важно, хорошо это или плохо.

Мэрилин улыбнулась:

– Ну, Цезарь победил. Победишь и ты.

Я фыркнул и криво усмехнулся своей жене.

– Не уверен, что это лучший пример. Против Цезаря выступил Помпей Великий, другой известный генерал, и после пары битв Цезарь преследовал Помпея до Египта, где голова Помпея уже оказалась в корзине.

– Фу!

– Точно! С другой стороны, там Юлий Цезарь встретил Клеопатру. Может, мне стоит обращать внимание на красивых зарубежных королев.

На это я получил тычок локтем в ребро.

– Забудь об этом! – сказала она.

Я хихикнул.

– Ну, в любом случае для Цезаря это тоже добром не кончилось. В конце концов он вернулся в Рим, где друзья убили его в зале Сената. Осталось только надеяться, что меня в скором времени не вызовут в Сенат!

Мэрилин слезла с моих коленей и направилась в сторону кухни.

– Вот и вся политика!

Когда она уходила, я крикнул:

– Эй, а есть что-нибудь в духе костюма Клеопатры?

– Забудь!

Я рассмеялся на это.

Следующие пару дней я начал обзванивать и общаться почти с каждым представителем Республиканцев, с кем только мог. Их было немного. Основное большинство отказалось со мной говорить, хоть никто и не высказал этого прямо. Они просто были недоступны, или у них был другой звонок, или дела. Я поговорил с Уэйном Гилчрестом, который со мной согласился и пообещал проголосовать вместе со мной против импичмента. Я также поговорил и с Джоном Бейнером, который также сказал, что согласен со мной, но отказался помогать как-либо.

Считая голоса по линии партии, на что рассчитывал Ньют – у Республиканцев было было двести двадцать восемь голосов за импичмент против двухсот семи голосов Демократов. Чтобы не проводить импичмент, мне нужно было добыть одиннадцать голосов, чтобы итогом стало двести семнадцать голосов против двухсот восемнадцати. Ну, десять точно, поскольку я сам был этим одиннадцатым.