– У меня то же самое! Я получил три. Записка была? – спросил я.
Послышался шелест бумаги.
– В общих чертах там сказано, чтобы я голосовал против импичмента. Ты как-то причастен к этому?
– Понятия не имел.
Уэйн сказал:
– Я сделаю пару звонков. Тебе бы тоже стоило.
Я согласно забурчал, и осмотрелся в помещении. Флетчер Дональдсон спросил:
– Господин конгрессмен, я могу получить от вас какое-нибудь заявление?
Я не знал, что сказать, но меня выручила Шерил.
– Так избиратели говорят, что хотят отмены импичмента, и они хотят, чтобы вместо этого Конгресс ограничил президента.
– Да, точно, – согласно сказал я.
– Точно, – и Флетчер достал свои ключи от машины. – Всегда интересно поболтать с тобой, Карл. Еще увидимся! – и он ретировался прежде, чем я успел попрощаться.
Я поручил Шерил позвонить в офис в Вашингтоне, чтобы выяснить, присылали ли мыло туда, но ответом было "нет". Это изменилось на следующий день. В пятницу я прилетел в Вашингтон и прочел свежий Sun. У Флетчера уже была статья на странице мнения на тему полученного мной мыла вместе с поручением от большинства из Мэриленда. Часть вчерашнего дня он провел, обзванивая различные местные офисы и выяснял, что происходит. В Вашингтоне вместе с поступившей почтой я получил еще четыре куска мыла, и я позвонил в Вестминстер, и мне сообщили, что пришло еще три. Мне также звонили некоторые коллеги с вопросом:
– Карл, что за чертовщина происходит?!
В те четверг и пятницу это были только струйки. На следующий вторник, восьмого числа, после дня Труда, это уже был целый поток! Сотни кусков мыла направлялись в Капитолий, и все с приписками, чтобы мы мыли руки и забыли про импичмент, или чтобы мы работали над решением проблем, или перестали ссориться. Их смысл был предельно понятен. Идея импичмента была далеко не такой популярной, какой ее считал Ньют. К концу недели один из смекалистых молодых сотрудников у Демократа выставил мусорное ведро в коридоре с табличкой «Только для мыла», и названием приюта для бездомных в Вашингтоне. Все это мыло было бы отправлено на благотворительность! Я не знаю, сколько там было бездомных, но они наверняка стали самыми вымытыми в стране! Нам прислали кучу мыла!
Джерри Фергюсон ухитрился записать меня на передачу «На неделе с Дэвидом Бринкли» на воскресенье. Это был мой последний шанс публично высказаться против импичмента перед голосованием в грядущий вторник. Темой дня стало «Мыльное Восстание», названное так Флетчером Дональдсоном в личной статье, которая разошлась по всей стране. Бринкли не стал запариваться и ставить меня против Демократа; его вторым гостем был лидер большинства Дик Арми, один из моих предполагаемых начальников, против которых я «восстал».
Основные аргументы опишу ниже по порядку:
Арми:
– Это все очень просто. Это не вопрос того, изменял ли президент Клинтон своей жене. Это вопрос того, солгал ли он федеральным следователям. Президент солгал министерству юстиции, а посредством этого – и Конгрессу Соединенных Штатов! Это страна с законами, и никто не стоит выше закона, даже президент!
Я:
– Да, президент солгал. Он солгал Кену Старру, он солгал министерству юстиции, и он солгал Конгрессу. И что важнее – он солгал своей жене и своей дочери. И все же то, о чем он солгал, не имеет никакого отношения к работе его кабинета, и все это только вопрос его личной жизни. Я не оправдываю его. Я только говорю о том, что импичмент был разработан не для таких ситуаций. Это опошляет Конституцию. Этот человек должен представать не перед федеральным судом, а перед судом по бракоразводным делам!
Также прозвучало и несколько вопросов о том, было ли «Мыльное Восстание» своего рода моим захватом власти. Я улыбнулся на это, махнул рукой и повторил свою мантру о том, что Ньют Гингрич мой друг и наставник, и что я горжусь тем, что работаю с ним. Мы хотели достичь одного и того же, просто избрали разную тактику. От этого Арми стал заметно ерзать, согласившись, что Гингрич был весьма высокого мнения обо мне, особенно, когда на него надавили некоторыми заявлениями о том, что слышали о намерение Ньюта меня уничтожить. Я же держал рот на замке.
И наконец, было несколько вопросов, значила ли предлагаемая цензура что-нибудь, от чего я отошел немного в сторону. Она не значила ничего, и я знал это. С другой стороны, это было предложением перемирия для моих коллег-Республиканцев, которые хотели что-нибудь сделать, а не только сместить президента. Еще несколько дней младшие сотрудники Белого Дома намекали, что президент будет готов смириться с ограничениями, если он сможет помогать с составлением. Я пропускал это мимо ушей. Он получит то, что получит, и будет радоваться!
На той неделе я попал на обложку Time. Обложка была разделена, на левой стороне был изображен Ньют, смотрящий влево, а справа был я, смотрящий вправо, а внизу был изображен кусок мыла и заголовок «Восстание!». Я не попал на обложку Newsweek, но туда попал кусок мыла вместе с заголовком «Мыльное Восстание!»