У меня было дурное предчувствие на этот счет. Мы взяли ее ближе к концу 1982-го года, когда Чарли было чуть больше года. Теперь же ему было семнадцать, а Пышке – шестнадцать. По-собачьи это считалось глубокой старостью. Мэрилин отвезла ее к ветеринару, который оставил ее на ночь, чтобы прогнать пару тестов. На следующий день нам позвонили: Пышка домой не вернется. Она страдала от почечной недостаточности, и, возможно, рака. Мэрилин позвонила мне, чтобы сообщить об этом, но никто из нас не хотел растягивать ее страдания. Мы ее усыпили.
Холли и Молли хотели узнать, почему мы не могли провести пересадку, или что-нибудь подобное, и Мэрилин объяснила, что было бы жестоко растягивать страдания Пышки. Мэрилин с девочками тем вечером все глаза выплакали, и не могу сказать, что я сам был лучше. Близняшки хотели сразу же взять новую собаку, но мы решили немного подождать. Я сказал им, что можно что-нибудь подобное сделать в следующем году.
Чарли выпустился с учебного лагеря в ноябре, и мы с Мэрилин взяли пару выходных дней и полетели в Южную Каролину. Уже там, мы оставили охрану у КПП и вели себя, как обычные родители, которые приехали посмотреть, как марширует их отпрыск. Казалось, что никто не знал, с кем связан Чарли, и когда мы предложили ему забрать его на время отпуска, он сказал нам, что некоторые ребята собираются в Майами на пару дней, и спросил, можно ли ему поехать с ними. Он пообещал приехать домой на Рождество. Наш маленький мальчик начинал взрослеть.
В это время уже долгое время шли Республиканские предвыборные кампании к 2000-му году! Все дружно начали паломничать в Айову и Нью-Хэмпшир, ну, по крайней мере все, кто баллотировался. Почему эти два малюсеньких штата стали арбитрами национальной политики – для меня оставалось загадкой. Политическое будущее невероятно сложной и разнообразной мультикультурной нации решалось бы кучкой фермеров-фундаменталистов и твердолобых янки. Отцы-основатели точно не об этом думали, когда продумывали все это устройство!
Это были третьи президентские выборы с тех пор, как я попал в Вашингтон в 1990-м году, и я вынес из них одну вещь. Единственный урок, который я извлек из этого – никогда, ни при каких обстоятельствах я не стану баллотироваться в президенты! Одно дело бегать по парочке мелких округов по вечерам, светя лицом и именем перед избирателями. И совсем другое – пытаться проделывать то же самое и показываться перед дюжинами ребят, которые мать родную продадут в мексиканский бордель или в монашки, чтобы получить работу.
В конце 1999-го казалось, будто все вокруг избирались от Республиканцев. Сенаторы, бывший вице-президент, некоторые секретари и кучка бизнесменов, которые все соревновались между собой за право надрать Элу Гору зад. Пока кучка Демократов обсуждала участников от своей партии, кроме вице-президента, насколько знал я сам, никто из них не сформировал обязательного исследовательского комитета до объявления. Это была одна законная фикция, позволяющая кандидатам бегать по всей стране с речами и «выяснением потребностей народа» со сбором средств на кампанию без фактического законного ее проведения.
Насколько мне было известно, было всего два серьезных кандидата со стороны Республиканцев. Джордж Буш-младший был губернатором Техаса и сыном бывшего президента Джорджа Буша-старшего. Джон МакКейн был старшим сенатором из Аризоны, и единственным членом Сената с политической хваткой и навыками, чтобы баллотироваться. Остальные же, вроде Стива Форбса, Пэта Бьюкейнена или Дэна Куэйла были второсортными, или же подражателями без понимания и без шансов.
В 92-м я, конечно же, поддерживал президента Буша, который был единственным кандидатом. Я игнорировал Росса Перота, как всего лишь смутьяна. Четырьмя годами позже я поддерживал Боба Доула. Я знал, что он победит в номинировании, но, серьезно, больше никто меня не интересовал. Я даже в полусне ратовал за него. Боб был признателен, конечно, но я не имел какого-либо влияния в Палате, а Девятый Округ Мэриленда в любом случае не собирался за него голосовать.