С чистого листа главы 100-165

Еще до того, как самолет оторвался от земли, мне прилетело обвинение за мою жесткую позицию по снижению госдолгов. Я стал бессердечным миллиардером, который вышвыривал вдов и сирот с обеспечения и пособий, и перекрыл Социальное страхование, Medicare и Medicaid. Я также умудрился проделать все эти ужасные вещи, еще и подняв налоги для американцев-трудяг из среднего класса. Почему я вообще был выбран Джорджем Бушем в качестве вице-президента – было загадкой, если только это не было признаком того, что и сам Джордж Буш заслуживал быть сожженным на том же костре, который я так заслужил.

Ничего из этого не стало неожиданностью. Это в целом было обычной процедурой для любой современной политической кампании. Мы умудрились ответить тем же. Даже мои комментарии о шоколадном молоке и коровах были «продоены», чтобы показать, насколько далек я был от избирателей глубинки. Меня сравнивали с Элом Гором, который вырос на ферме в Теннесси. Правдой же было то, что Эл Гор был сыном невероятно богатого отца, Эла Гора-старшего, конгрессмена и сенатора штата Теннесси. Он родился в Вашингтоне, и рос в отеле Фэйрфакс на Эмбасси Роу. Он о фермерстве знал даже меньше моего!

Собрание дало мощный толчок к увеличению голосов за Джорджа Буша на опросах. Я попал на обложку Time и Newsweek после того, как был объявлен его баллотирующимся коллегой, и внутри были напечатаны основные части моей биографии. Они также приложили несколько небольших фотографий со мной на фоне разрушений в Спрингборо, и фотографии со мной и Джорджем Бушем на собрании. Я знал, что это ненадолго. Как только Эл Гор сделает свой ход, в новостях будут уже они.

В это же время я был живым примером пословицы «защити меня от друзей; а с врагами я и сам разберусь»; Раш Лимбо заваливал меня жалобами, мол, я был недостаточно консервативным. Я был слишком либерален; я поддерживал аборты, не боролся с геями, выступал против оружия, и занимал позицию против церкви. Короче говоря, я не был настоящим Республиканцем. Я же все задумывался, где он все это добыл. Моя позиция «за выбор» была хорошо известна, и я никогда этого не скрывал. Про позицию против оружия – это было замысловатой попыткой обосновать принятие моего Акта о защите Второй Поправки, где я согласился на ограничения по размеру магазинов, хоть я и ухитрился расширить привилегии по скрытому ношению по всей стране. Я не знал точно насчет позиции против церкви; нет, я не посещал протестантскую церковь, но мои жена и дети были активными членами католической церкви, и я иногда посещал мессу вместе с ними. Приверженность католицизму не особенно проходит в глубинке, да и уже достаточно много времени прошло с тех пор, как Кеннеди пришлось выступить с этим, да и Мэрилин не баллотировалась на какой-либо пост.

Позиция «про-гей» тоже не стала для меня сюрпризом. Эти слухи уже ходили на протяжении нескольких лет с тех пор, как я проголосовал против акта о защите брака в 1996-м году. Гомофобы решили, что нам нужно что-то сделать с нарастающей и заваливающей богобоязненных американцев нашей великой страны волной однополых браков, так что они протолкнули закон, который разрешал жениться только представителям разных полов. Это было совершенно неконституционально. Я был единственным Республиканцем-натуралом во всем Конгрессе, который проголосовал против, что не возвысило меня в глазах Ньюта. Мои аргументы основывались исключительно на конституционной теме. Регулировать вопросы брака имели право штаты, а не федералы. Некоторые штаты в конце концов разрешили это, а какие-то запретили. Я же только повторился о своей позиции словами, что браками занимаются штаты, а не федеральное правительство.

Это не уживалось с истинно верующими с нашей стороны. Хуже стало, когда мне позвонил Марти из офиса в Рэйберне. Когда он позвонил, я был в мотеле в Санта-Фе.

– Привет, Марти, что случилось?

– Тут кругом шныряют репортеры. Кажется, скелет Картера Брэкстона запрятан в шкафу не так глубоко, как он сам думает.

– Лучше скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю, – Картер Брэкстон был моим помощником по юридическим вопросам, и очень хорошим помощником.

А еще он был геем, и скрывал это. Ему также хорошо удавалось это скрывать, но и у меня, и у Марти сработал гей-радар. Мы с Марти обсудили это и дружно пожали плечаии. Это было не наше дело, и Картер был хорошим работником. Нашим главным вопросом стало то, как Картер оказался Республиканцем, ведь партия в общем хотела его облить смолом и облепить перьями.

– Ну, да, и он в ужасе. За ним постоянно ходят репортеры. Лимбо сдал его сегодня, и телефоны просто разрываются. Своим родителям об этом он ничего не рассказывал.

– Здорово! На дворе 2000-й год, а не 1950-й. Это законно, – ответил я.

– И что ты собираешься с этим делать? – спросил он.

– Ничего. А что?

– Звонили из офиса Роува, и они хотят, чтобы мы его вышвырнули. Придумали какую-нибудь липовую причину, но выставили его и избавились от «мелкого пидораса». Это их слова, а не мои.

Я закатил глаза: