С думой о Родине

Комбат рассказал о том, как старшина Василий Килевник после боя первым осмотрел танк, подбитый бронебойщиком Угловским, и убедился, что после замены траков одной из гусениц на «тигре» можно воевать, уничтожать гитлеровцев. Под рукой не было ни литературы, ни инструкций по эксплуатации немецкого танка, но через сутки после ремонта Килевник уже управлял им. Старшины Платовский и Кадинов разобрались с вооружением, а стрелок-радист Акулов — с радиоустройством танка. Так фактически сложился экипаж. Машину, как полагается, по приказу закрепили за батальоном майора Кутшеры, командиром экипажа был назначен лейтенант Николай Ревякин.

Танкисты, закрасив фашистские знаки, нарисовали пятиконечные звезды и сделали белую надпись по башне: «За Угловского!» — в честь героя-бронебойщика, павшего в схватке с этим «тигром». Вскоре Ревякин доложил комбату, что экипаж готов выполнять боевую задачу.

Я попросил представить мне Ревякина и его экипаж. Что же это были за люди — один к одному! Все оказались коммунистами, не раз побывали и отличились в боях. Каждый имел по два ордена, нашивки за ранения. Да, подумал я тогда, такой экипаж заставит «тигра» работать!

И действительно, экипаж трофейного танка только в бою в районе населенного пункта Синяки в январе 1944 года уничтожил 6 дзотов, 7 огневых точек и танк противника.

С такими инициативными, смекалистыми действиями, когда наши воины били врага его же собственным оружием, приходилось встречаться. И это тоже было одним из свидетельств уверенности в себе, опытности, крепкой выучки советского солдата.

Иногда, впрочем, такие действия были не лишены риска. Так, 16 февраля 1944 года в снежную пургу группа разведчиков и саперов 19-й гвардейской дивизии внезапно атаковала высоту, на которой окопался противник, уничтожила два десятка гитлеровцев и захватила в исправном состоянии более сотни реактивных метательных снарядов М-40 («скрипух»). Наши стрелковые подразделения закрепились на высоте и готовились к новому продвижению вперед. Тем временем саперы под командованием гвардии лейтенанта Гачегова с помощью транспортной роты перевезли 60-килограммовые трофейные «скрипухи» на левый фланг дивизии и подвели к ним электропроводку. Когда утром 18 февраля дивизия начала артподготовку, саперы обрушили снаряды на позиции гитлеровцев. Во всей этой истории был несомненный риск: попади случайный снаряд в свезенные в одно место «скрипухи» и беды бы не избежать. Но на войне без риска, подкрепленного расчетом, обойтись нельзя, особенно саперам, и в данном случае он был оправдан большим уроном, нанесенным врагу.

С именем Павла Александровича Гачегова, командира сначала взвода, а потом роты 25-го гвардейского отдельного саперного батальона, в армии связывался не только этот, но и многие другие подвиги. Достаточно сказать, что за захват и разминирование мостов при освобождении Витебска он получил орден Красного Знамени лично из рук командующего фронтом генерала армии И. Д. Черняховского. Отличился Гачегов и во всех последующих боевых действиях армии на западе. Трижды раненный, он после боев под Кенигсбергом как инвалид 2-й группы был комиссован, но, когда поправилось здоровье, вновь вернулся на военную службу и после войны еще девять лет исполнял свое опасное дело сапера — очищал от мин и снарядов карельскую землю.

Итак, в полосе действий армии шли, как сообщали тогда сводки Совинформбюро, бои местного значения. Разные по масштабу, они отличались, как правило, упорством с обеих сторон, нередко требовали предельного напряжения наших сил.

В ноябрьские праздники полкам 17-й гвардейской дивизии удалось овладеть Старосельем и Осиповщиной — опорными пунктами противника на Витебском шоссе. Гитлеровцы с целью вернуть утраченные позиции не только ожесточенно контратаковали наши части с фронта, но и забросили им в тыл группы автоматчиков, пытаясь нарушить подвоз боеприпасов по лесным дорогам. Утром 9 ноября начальник политотдела дивизии доложил мне, что минувшей ночью автомашины с боеприпасами и продовольствием из-за огня вражеских автоматчиков не смогли пробиться в район боевых действий полков. Ситуация становилась опасной, и я сообщил об этом командарму. Однако резерва у нас не нашлось, и Берзарин решил:

— Поеду сам к гвардейцам, надо на месте наскрести все, что можно, и очистить леса.

Действительно, не прошло и несколько часов, как из разведчиков и артиллеристов 17-й гвардейской и 158-й стрелковой дивизий были созданы боевые группы, которые прочесали окрестные леса и уничтожили вражеских автоматчиков. Отвоевать потерянные рубежи противнику не удалось.

К слову сказать, командарм всегда оперативно принимал решения, доводил их исполнение до конца и не любил перекладывать срочные дела на других, особенно в крутой обстановке.