«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода

Одна из словарных статей «Лексикона прописных истин» Гюстава Флобера звучит в русском переводе Т. Ириновой[267] следующим образом: «Эпоха (современная). – Ругать. – Жаловаться на отсутствие в ней поэзии. – Называть ее переходной, эпохой декаданса»[268] [Флобер 1971: 430].

Перевод Ириновой, впервые опубликованный в 1934 году, – единственный существующий[269]. Но данный фрагмент привлек внимание С. Фокина, который в книге о Бодлере предложил свой вариант: «Эпоха: Наша. Громить ее. Жаловаться, что непоэтична. Называть переходной, эпохой декаданса» [Фокин 2011: 163]. Не вдаваясь здесь в сравнение переводов, отмечу лишь одно: в обоих случаях фрагмент заканчивается словами «эпоха декаданса». И может показаться, что это совершенно правильно, ведь по-французски Флобер употребляет то же самое слово: «L’appeler époque de transition, de décadence» (курсив мой. – В. М.). Однако весь вопрос заключается в том, правильно ли в данном контексте вместо перевода прибегать к транскрипции и заменять французское décadence русским «декадансом».

Литература о явлении, определяемом этим словом, безбрежна; ссылки на некоторые из этих работ будут приведены ниже, а пока скажу лишь очевидное: словари и энциклопедии единодушно называют декадансом или декадентством течение европейской культуры двух последних десятилетий XIX века, отмеченное настроениями безнадежности и пессимизма. Это ли имел в виду Флобер?

Над «Лексиконом» он работал в течение многих лет (с 1851 года, когда появляется первое упоминание о замысле, до смерти в 1880 году). Что означало французское слово décadence в середине XIX века? Словарь Эмиля Литтре, начавший выходить именно в это время (первый том появился в 1863 году), дает следующее его определение: состояние того, что начинает разрушаться, падать в прямом (редко) и в переносном (гораздо чаще) смысле. Отдельной строкой поясняется, что иногда слово décadence применяется к литературным, интеллектуальным, научным трудам, опускающимся до очень низкого уровня (причем приведен пример из Вольтера, который жалуется на упадок хорошего вкуса и говорит, что наступила эпоха самого ужасного décadence). Наконец, этим же словом обозначают период латинской литературы в последние века Римской империи; поэтов, живших тогда, называют «Les poètes de la décadence».

Практически тот же самый набор находим и в седьмом издании Словаря Французской академии (1878). Разница, пожалуй, лишь в том, что к примерам décadence литературы и науки прибавился еще один: décadence нравов. Набор определений не изменился ни в 8‐м издании академического словаря (1932), ни в самом последнем, 9‐м издании (выходит в электронном и печатном виде, первый том со словом décadence вышел в 1992 году). Значения те же, а среди примеров даны «знаменитые заглавия»: «Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence» (1734) Монтескье и «Histoire de la grandeur et de la décadence de César Birotteau» (1837) Бальзака.

Совершенно очевидно, что во всех перечисленных случаях русским эквивалентом французского décadence будет слово «упадок». Именно о нем, а не об ужасном декадансе писал Вольтер, и никому еще, кажется, не пришло в голову переводить название труда Монтескье как «Размышления о причинах величия и декаданса римлян», а название бальзаковского романа – как «История величия и декаданса Цезаря Бирото».

При Второй империи, а особенно после ее падения мыслители консервативных, монархических взглядов много размышляли о décadence в связи с политическим устройством и судьбой Франции, но и они употребляли это слово как синоним деградации и вырождения, то есть все того же упадка, и не связывали его с отдельным литературным или, шире, художественным направлением [Guiral 1983; El Gammal 1983].

Датой, когда décadence начало осмысляться как название литературного направления, считают 1881 год – год публикации в журнале Nouvelle revue статьи Поля Бурже о Бодлере (в 1883 году она вошла в сборник Бурже «Опыты современной психологии»). Впрочем, и у Бурже это слово еще очень тесно связано с хронологией, возрастом, идеей старения; о Бодлере он пишет как о человеке, который родился слишком поздно и существует внутри стареющей цивилизации – и именно поэтому стал человеком и теоретиком décadence. Бурже определяет décadence как состояние общества, которое разлагается, se décompose; сходным образом, по мнению Бурже, разлагаются на отдельные страницы, фразы и даже слова те произведения, что написаны в стиле décadence. Очевидно, что décadence Бурже, хотя и претендует на название целого направления в культуре, все-таки еще очень тесно связано с традиционным значением этого слова (старение, разложение, упадок), и это почувствовал русский переводчик книги Э. Ватсон[270]: у него даже в 1888 году никакого декаданса нет, а есть только упадок и человек эпохи упадка [Бурже 1888].