«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода

Ведь и в Лондон император, как уже было сказано, нагрянул сравнительно неожиданно; французские газеты постоянно подчеркивали эту внезапность передвижений Николая и по Европе, и даже внутри Лондона. 7 июня в том же номере «Прессы» сообщалось, например:

В понедельник утром, после завтрака, Его Императорское Величество Николай отправился осмотреть зоологический музей. Никто не был предупрежден о его внезапном приезде, и в музее находились лишь обычные служители.

А из недавно вышедшей в свет и пользовавшейся чрезвычайной популярностью книги Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году» (о которой подробнее см. ниже) французские читатели узнали о большой и даже чрезмерной любви российского императора к путешествиям (см.: [Кюстин 2020: 202, 864–865]). Указание на «фикциональность», которая, как говорилось выше, может служить отличительным признаком «утки», – это упоминание графа Сварова (Swaroff), под именем которого император якобы посетит Париж; фамилия эта сугубо литературного происхождения – в таком варианте в некоторых французских и английских изданиях фигурировала фамилия генералиссимуса Суворова (см., например: [Jones 1830:17, 32–33]). Впрочем, у таких поездок царственных особ или членов царственных фамилий под вымышленным именем были прецеденты: в 1782 году великий князь Павел Петрович с супругой путешествовали по Франции под именами графа и графини Северных, а сам Николай плыл на пакетботе в Англию под именем графа Орлова (хотя настоящий граф Алексей Федорович, друг и доверенное лицо императора, сопровождал его в поездке) [см.: Lincoln 1989: 222]. Однако в Англии император выступал уже под собственным именем (хотя исследователи зачастую утверждают обратное; см.: [Таньшина 2018: 157]).

Но главное указание на то, что новость о визите Николая I в Париж выдумана, дает политический и биографический контекст. Как уже говорилось выше, российский император не любил «июльскую» Францию, а главное, не любил правившего там короля Луи-Филиппа. Нелюбовь эта была, напомню, так сильна, что даже своему брату великому князю Михаилу Павловичу и сыну великому князю Александру Николаевичу, которые во второй половине 1830‐х годов путешествовали по Европе, император въехать во Францию не позволил. Николай не скрывал своего отношения к «июльской» Франции и во время общения с английскими государственными деятелями в Лондоне. Барон Стокмар (неофициальный управляющий английского двора в первые годы совместной жизни королевы Виктории и принца Альберта) в своих мемуарах приводит со слов английских министров реплику императора: «…я крайне дорожу мнением англичан; но я не забочусь о том, что говорят обо мне французы, мне плевать на их слова» (цит. по: [Татищев 1889: 37]), причем Татищев прибавляет, что «своеобразные обороты, свойственные государю, не оставляют сомнения в подлинности означенных речей его» [Татищев 1889: 35]. Хотя лорд Абердин и убеждал французского посла в Лондоне графа де Сент-Олера, что Николай не питает никакой личной неприязни к французскому королю и осуждает лишь революционные истоки его правления, реальность не подтверждала это мнение. Характерно, что ни в разговорах с Сент-Олером, ни в беседах с королевой Викторией император ни разу не упомянул Луи-Филиппа, а когда разговор зашел о французском короле, запнулся и переменил тему [Guizot 1864: 210–211]. Общеизвестно, что в переписке он никогда не называл его братом, как других европейских монархов.

Однако все это – знания, доступные позднейшим историкам, ординарному же потребителю газетных новостей 1844 года, не осведомленному о всех тонкостях отношений между монархами, известие о грядущем приезде Николая в Париж могло показаться хотя и удивительным, но не совсем невероятным, т. е. не «уткой», а потрясающей сенсацией. Ведь, как уже было сказано, все геополитические рассуждения в связи с визитом Николая сводились к вопросу о том, кого будет связывать с Россией «сердечное согласие»: Англию или Францию? И визит Николая во Францию мог бы дать на этот вопрос совершенно новые ответы.