Сорванный увядший каштановый цветок лежал на земле; его не вернула бы теперь к жизни никакая живая вода! Илюди скоро втоптали его в прах. Все это случилось на самом деле. Мы сами были этому очевидцами во время Всемирной парижской выставки 1867 года. Да, наше время сказочное, диковинное время![30]
И хотя здесь никому не грозит смертная казнь за жестокое обращение с деревом, читатель, благодаря проникновенному описанию Андерсена, от всей души этому дереву сочувствует. Подобное искусство вызывать сострадание Андерсен еще раньше продемонстрировал в сказке «Ель» (1846) и развил его в рождественской сказке «Последний сон старого дуба» (1858), в которой дуб переживает предсмертное видение.
Бритта Даль, Швеция. Дуб у Хунеберга
В ночь под Рождество дубу приснился самый чудный сон его жизни. Послушаем же!
Он как будто чувствовал, что время настало праздничное, ему слышался вокруг звон колоколов, грезился теплый тихий летний день. Он широко раскинул свою могучую зеленую крону; между его ветвями и листьями играли солнечные лучи, воздух был напоен ароматом трав и кустов; пестрые бабочки гонялись друг за другом; мухи-поденки плясали, как будто все только и существовало для их пляски и веселья. Все, что из года в год переживал и видел вокруг себя дуб, проходило теперь перед ним словно в праздничном шествии. Ему виделись конные рыцари и дамы прошлых времен, с перьями на шляпах и соколами на руке. Они проезжали через лес, трубил охотничий рог, лаяли собаки. Ему виделись вражеские солдаты в блестящих латах и пестрых одеждах, с пиками и алебардами; они разбивали палатки, а затем снимали их. Пылали бивачные костры, люди пели и спали под широко раскинувшимися ветвями дуба. Ему виделись счастливые влюбленные, они встречались здесь в лунном свете и вырезали первую букву своих имен на его серо-зеленой коре. Веселые странствующие подмастерья, бывало, – с тех пор прошло много, много лет, – развешивали на его ветвях цитры и эоловы арфы, и теперь они висели опять и звучали опять так призывно. Лесные голуби ворковали, словно хотели рассказать, что чувствовало при этом дерево, кукушка куковала, сколько летних дней ему еще осталось жить.
И вот словно новый поток жизни заструился в нем от самых маленьких корешков до самых высоких ветвей и листьев. И чудилось ему, что он потягивается, чуялась жизнь и тепло в корнях там, под землей, чуялось, как прибывают силы. Он рос все выше и выше, ствол быстро, безостановочно тянулся ввысь, крона становилась все гуще, все пышнее, все раскидистее. И чем больше вырастало дерево, тем больше росла в нем радостная жажда вырасти еще выше, подняться к самому солнцу, сверкающему и горячему.