С глазу на глаз со сфинксом

Турши — это изумительная вещь и, о чудо, несмотря на острый и соленый вкус, прекрасно утоляют жажду. После такой закуски — при одной мысли о ней у меня еще и теперь текут слюнки — появляется аппетит на сандвичи и ростбиф, а затем на бананы и апельсины.

Камилия помнила обо всем. Но теперь бедняжка окончательно выдохлась. Ее смуглое личико посерело, а под глубокими черными глазами легли тени. Оказывается, она перенесла это путешествие намного хуже, чем я.

Мухаммед заявляет, что Камилия нуждается теперь в основательном отдыхе, а сам он вообще не двинется отсюда до вечера. Оба они сыты прогулкой по горло. Поэтому после краткого отдыха отправляюсь в дальнейший путь вдвоем с Махмудом.

Выйдя на террасу, прилегающую к залу, где остались Камилия и ее рыцарь, мы вновь видим перед собой раскаленную добела пустыню. Терраса поднимается на полтора метра над уровнем земли. Из-за барьера выплывает голова верблюда на длинной шее. Он нагло смотрит на нас из-под светлых ресниц, пережевывая траву, которой его кормит погонщик.

Махмуд настойчиво уговаривает меня продолжить путешествие на верблюдах. Мы влезаем с террасы прямо на широкие седла, помещенные у основания горба. Мой верблюд не испытывает от этого восторга. Он отвратительно шипит и пытается схватить меня зубами за ногу. За это он получает от погонщика палкой по коленям, после чего немедленно пускается в бег. Хватаюсь за выступающий из седла высокий колышек. Погонщик объясняет, что при путешествии на верблюде следует, так же как при верховой езде, регулярно приподниматься в седле. Вообще-то я неплохо держусь на коне, однако путешествие на верблюде из-за его длинного шага неприятно и трудно. К счастью, оно продолжается недолго. Погонщики, бегущие все время рядом с нами, останавливают верблюдов у входа в подземную гробницу, скрытую в песчаном раскопе.

Теперь животные должны стать на колени, чтобы нам легче было сойти с седла. Однако мой верблюд поразительно упрям. Погонщик напрасно кричит, напрасно колотит его гибкой палкой по коленям. Все бесполезно. Вредная скотина заупрямилась. Я уже решилась прыгать с высоты его спины, как вдруг он падает на передние ноги. Это происходит так неожиданно, что я чуть не перелетаю через его голову. Окрик погонщика: «Держитесь, мадам!» — напоминает о высоком: колышке на передней луке седла. Я хватаюсь за него в позе распластанной лягушки и таким образом спасаюсь от позора. Собравшиеся вокруг проводники и погонщики лопаются от смеха. Я в бешенстве.

Спускаемся в глубь небольшой песчаной долины, где находится запертый массивными воротами вход в гробницу. Перед воротами старый проводник-араб садится на корточки и зажигает нефтяной фонарь. Неся его над головой, проводник освещает нам путь в темную пропасть гробницы. Это — знаменитый Серапеум.

Мы находимся в преддверии гробницы. Перед нами скалистая пещера с массивным шарообразным куполом. Слева и справа тянутся длинные горла широких, тонущих во мраке коридоров. Проводник идет впереди. В развевающейся белой одежде, с трепещущим пламенем над головой, он шествует в темноте беззвучно, точно привидение. Под ногами хрустит мелкая песчаная пыль, над головами скалистые своды, поддерживаемые монументальными, гладко отполированными пилястрами из гранита. По обеим сторонам коридора, метра на два ниже его уровня, расположены квадратные ниши.

В центре каждой из них — громадный саркофаг из серого, черного или розового гранита. Погребальные камеры расположены по обеим сторонам коридора, между гранитными пилястрами. Это свидетельство прекрасной устойчивости монументальной постройки из гранита. Говорят, что крышки саркофагов, в которых почиют набальзамированные останки быков Аписов, весят около шестидесяти тонн. Они покрыты иероглифическими письменами и рельефами, изображающими целые поколения святых быков.

Иду очарованная изумительной строгостью архитектуры скалистой галереи. Восхищаюсь техникой, которая позволила уже за семнадцать веков до нашей эры так гладко отполировать твердые гранитные блоки, происходящие скорее всего из Асуана.

К главному входу гробницы, очевидно уже во времена фараона Джосера, вела аллея сфинксов. Их, по-видимому, насчитывалось сто сорок один, ибо столько было найдено постаментов.

В Серапеуме, так же как вблизи Сфинкса и пирамид, я осознаю, как много теряет современное искусство в сравнении с чистотой и лаконичностью форм искусства древности. В этом убеждают меня не только впечатления от Серапеума.

Мы посещаем и гробницу принца Ти, датируемую Древним царством. Принц Ти был, вероятно, аристократом с изысканным вкусом, если он приказал украсить свою гробницу именно таким образом.