С глазу на глаз со сфинксом

В главную погребальную камеру со стенами, покрытыми слоем бело-розового гипса, попадаем через прихожую, украшенную с двух сторон рядами легких колонн в виде прямоугольных параллелепипедов. На стенах камеры длинные полосы барельефов, на которых изображены различные виды трудовой деятельности в Египте периода Древнего царства. Вот сцены жатвы, ниже — полоса с изображением молотьбы. Внизу — перевозка хлеба на ослах. По другую сторону — юный погонщик загоняет палкой стадо буйволов, над которыми кружат коршуны. Над всем этим знак, изображающий человеческое око.

Продвигаюсь вдоль стен и как будто смотрю фильм из жизни древнего Египта. Каждая фигура изображена здесь с необычайным реализмом и во всех подробностях. Видны даже ямки на локтях и коленях людей на барельефе. Получается ощущение округлости и мягкости человеческого тела. Это тем более поразительно, что барельефы имеют естественный цвет человеческой кожи.

В Махмуде, который до сих пор был вялым и утомленным, пробуждается художник-ваятель. Он с восхищением показывает детали барельефов и подчеркивает их художественную ценность.

— Смотрите, мэм, — говорит он, — даже теперь у нас нет инструментов для такого тонкого ваяния.

— Из чего же они могли быть сделаны?

— Скорее всего из железа.

Барельефы из гробницы принца Ти помогли определить характер сельскохозяйственного производства в период Древнего царства. Благодаря им мы узнали, что в те времена культивировали виноград и оливки, разводили гусей и уток (египтяне не знали кур), лебедей, журавлей и голубей. Барельефы, посвященные ремеслам, рассказывают о ткачестве, дублении кож, гончарном деле и изготовлении папирусов. В других гробницах этого периода встречаются изображения строительства кораблей и лодок, а также отдельных стадий плавки металлов.

Сквозь узкую щель в одной из погребальных камер можно увидеть статую принца Ти, поставленную в помещении без входа. Не знаю, сколько ему было лет, когда он умер. Но во всяком случае для потомства он сохранен в виде прекрасного юноши.

На обратном пути мы обстоятельно осматриваем пирамиду Джосера.

Во время правления Джосера в Египте жил и творил наделенный многими талантами мудрец Имхотеп. Он был инженером, математиком, архитектором и врачом. Воздвигнутая в то время пирамида Джосера — вероятно, творение Имхотепа. Рядом с пирамидой находился погребальный храм и несколько других построек, которые были здесь сооружены, по-видимому, в связи с созданием в Саккара одного из величайших некрополей Египта. Увы, от всего этого остались только развалины.

— Знаете, мэм, — говорит Махмуд, — этот Имхотеп был необычной фигурой в истории древнего Египта; он сделал неслыханную для того времени карьеру.

Имхотеп, как и Джосер, происходил из Мемфиса. С юных лет он посвятил себя архитектуре; именно ему обязано искусство Древнего царства монументальной гранитной колонной — наиболее характерным элементом архитектуры того времени; колонна заменила пучок тростника, применявшийся в самом древнем строительстве Египта.

Благодаря большим заслугам в области архитектуры Имхотеп был назначен членом Мемфисской коллегии (совета министров Египта того времени), затем получил титул стража печати Нижнего Египта, жреца храма Гелиополя, начальника строительных работ во всем Египте и, наконец, княжеский титул семер-уат, что буквально означает: «первый и единственный друг фараона».

В конце концов Джосер пожаловал ему высший сан в государстве: тчати, или визиря. Ныне мы бы сказали, что он стал премьер-министром правительства Джосера.

После смерти Имхотепа о нем слагали легенды, а несколько сот лет спустя он был даже обоготворен. Такой почести удостоились только три человека в эпоху Древнего царства. Немецкий археолог Герман Кеес сообщает, что Имхотеп был отождествлен с богом Пта, покровителем строителей.

Храм Имхотепа находился, по-видимому, в местности Дейр аль-Бахри в Верхнем Египте.

День склоняется к вечеру, но жара не спадает. Не могу понять, откуда у меня берутся силы, но после этих утомительных и все же очень интересных часов пребывания в гробницах Саккара я чувствую себя бодрой и полной энергии.

К сожалению, не могу сказать того же о моих трех египетских друзьях. У Камилии в наше отсутствие шла носом кровь. Мухаммед дремлет, изнемогая от усталости, а Махмуд испытывает приступ острой боли, трясясь в двухколесной арбе, на которой мы возвращаемся к автобусной остановке. С тревогой спрашиваю, часто ли бывают у него такие приступы. Оказывается, что уже несколько месяцев назад врач нашел у него воспаление слепой кишки.

— Не понимаю, Муду, почему ты до сих пор не сделал операцию?

— Просто потому, что у меня нет денег. Операция стоит двадцать пять фунтов.

— Разве у вас нет госпиталей?

Вся тройка застенчиво улыбается.

— Ведь я видела в Каире ваш новый большой госпиталь на берегу Нила, устроенный, кажется, в одном из дворцов Фарука…

— Кому жизнь мила, тот туда не пойдет, — говорит Камилия. — Наши госпитали, за немногими исключениями, все еще очень примитивны…