Во время китайского конфликта из-за боксерского движения предстояло перебросить со всею спешностью несколько десятков тысяч [солдат] всех родов оружия на Дальний Восток. Датская принцесса, рожденная Мария Орлеанская, супруга принца Вильгельма, сына покойного короля Христиана[125]
, пользовавшаяся особым расположением царя Николая II, обратилась к нему с просьбой сдать перевозку всех наших войск датскому Восточно-Азиатскому обществу, которого она была главной пайщицей. Письмо привез адмирал датского флота. Император направил адмирала ко мне, как председателю комиссии для организации доставки войск в Китай, с выражением пожелания об исполнении просьбы принцессы. Комиссии были предоставлены большие полномочия. Я объяснил адмиралу, что исполнение просьбы невозможно по двум причинам: прежде всего, надо призвать для перевозок русские торговые суда, дать возможность практики плавания на Дальний Восток тем из них, которые таких рейсов не делали; во-вторых, в случае невозможности поставить наши суда для этого назначения, зафрахтование иностранных судов может быть сделано лишь на основе конкуренции между арматорами. Адмирал уехал очень недовольный. Когда отправка войск из Одессы, сопряженная с большими трудностями, была почти закончена, мне был доставлен в ночь с субботы на воскресенье пакет от государя со вложением телеграммы к нему на английском языке от Марии Орлеанской. В ней она, узнав о дополнительном отправлении в Китай восьми тысяч человек, просила предоставить ей хотя бы эту перевозку, подчеркивая, что «Вам стоит только приказать». На телеграмме стояла пометка царскою рукою: «Надеюсь, на этот раз можно исполнить». Утром [в] воскресенье я приехал к Витте на Елагин остров, показал телеграмму и спросил его совета. «Действуйте сами, ведь вы председатель», – ответил он безучастно. Я разослал курьеров по дачам (дело было в августе), где жили члены комиссии, с приглашением прибыть на заседание, хотя бы поздно. Все собрались. Я доложил, в чем дело. Единогласно было решено и подписано отклонить предложение с пояснением в деликатной форме, что, если было бы принято датское предложение, то оно обошлось бы дороже на несколько миллионов против фрахтов, по которым были наняты суда.Витте очень дорожил сохранением добрых отношений с А. А. Половцовым, членом Государственного совета. В свою очередь, Половцов был близок к великому князю Владимиру Александровичу. Половцов состоял попечителем музея барона Штиглица, на приемной дочери которого был женат. Из своего большого состояния барон Штиглиц отказал по духовному завещанию 10 млн руб., на проценты с которых должны быть устроены и содержимы небольшие художественно-промышленные школы в разных городах России. Впоследствии отдано было предпочтение учреждению большого музея в Петербурге. Для этого музея ежегодно покупались Половцовым художественные произведения в общем на большую сумму. Во главе финансового управления стоял финансовый комитет, на котором лежало рассмотрение отчетов и смет. Властное положение А. А. Половцова сводило деятельность комитета к простой формальности. Между тем в Департамент государственной экономии Государственного совета представлялась ежегодно специальная смета доходов и расходов по музею, верность которой удостоверялась по Департаменту торговли и мануфактуры. Смета эта принималась на веру. Я высказал С. Ю. Витте мнение, что, хотя нет никаких оснований сомневаться в правильности отчетов и сметных предположений, но все же требуется соблюдение известного порядка в ведении и проверке счетоводства и отчетности. Витте признал требование основательным, но наотрез отказался переговорить на эту тему с Половцовым. «Если хотите, займитесь этим делом сами. Вы будете иметь большие неприятности с Половцовым». После разговора с С. Ю. я заехал в музей к тогдашнему директору училища технического рисования барону Штиглицу (он же заведовал и музеем) и просил его изменить порядок [утверждения] расходования [средств]. Половцов пришел в негодование от моих попыток вмешательства, и в разговоре с членом Государственного совета Н. С. Абазою наговорил много неприятных вещей по моему адресу. В свою очередь, я просил Н. С. Абазу устроить мне свидание с Половцовым, чтобы убедить его в отсутствии предвзятых намерений с моей стороны и внушить ему, что я не имею права относиться безразлично к делу, за которое вместе с ним несу ответственность. К моему удивлению, Половцов встретил меня очень радушно, и за завтраком мы согласились с ним о необходимости ведения улучшенных порядков.
Витте относился очень добро и сочувственно к своим сослуживцам, часто сам предугадывал их нужды и шел им навстречу. Несправедливые нападения на них он отражал со всею энергией и часто сам переходил в наступление на противников. С другой стороны, он был преувеличенно чувствителен и восприимчив к нападкам властей на так называемую политическую неблагонадежность его подчиненных.