С. Ю. Витте

Витте согласился помочь Любарской с искренним и добрым чувством. Для переговоров по этому делу был приглашен один из Рябушинских. Надо заметить, что Любарская не щадила в своих отзывах и характеристиках также представителей этой фирмы. В. П. Рябушинский немедленно приехал в Петербург, и в кабинете Витте после изложения мною доводов и просьб по делу Любарской Рябушинский согласился от имени своей фирмы ограничить свои требования 200 тыс. руб. Другие кредиторы также пошли на соответственные скидки, благодаря чему после ликвидации всего дела Любарской очистилась такая сумма, на проценты с которой она могла бы сносно существовать.

Однако если на пути к осуществлению честолюбивых планов Витте стоял человек, воплощавший в себе реальную опасность, то С. Ю. не стеснялся в способах действия для устранения противника. Такую опасность для себя он усматривал в лице А. А. Абазы, председателя Департамента государственной экономии. А. А. Аба-за, человек богатый и властный, занимал исключительное положение в Государственном совете. Он имел огромное влияние на направление и решение дел в прежнем законосовещательном учреждении, в особенности по Департаменту государственной экономии, где рассматривались росписи доходов и расходов и все законодательные проекты финансовых и экономических мероприятий. Если Абаза не одобрял внесенного, например, по Министерству финансов, представления, то почти не было шансов на благополучное прохождение через Государственный совет. Абаза недолюбливал Витте, считая его выскочкой. Витте это знал и воспользовался первым удобным случаем, чтобы устранить Абазу со своего пути.

После тяжкого голодного 1891/92 г., когда был воспрещен вывоз хлеба из России, предстояло снять это запрещение, причинившее нам немало вреда. Германия приняла все меры, чтобы в интересах своего земледелия освободиться от ввоза нашей ржи, чего она и достигла в значительной степени. Запрет экспорта отразился неблагоприятно на нашем балансе и валюте. Надо было решить, снять ли запрещение или продлить его еще на некоторое время. Для рассмотрения этого вопроса императором Александром III была назначена комиссия под председательством А. А. Абазы, в состав которой вошел и Витте, бывший в то время министром путей сообщения. Витте очень хорошо подготовился к обсуждению вопроса в этой комиссии. Он подробно ознакомил ее с положением международного хлебного рынка, с влиянием размера вывоза хлеба на торговый баланс и валюту, привел статистические данные о ввозе и вывозе хлеба различными странами, о колебании цен и фрахтов и т. д. Сообщенные им по этому предмету сведения, внесенные в журнал комиссии, обратили внимание государя, который сделал лестную для Витте пометку на его полях. Это выдвинуло Витте как знатока в области финансовых и экономических вопросов и запланировало ему пути к посту министра финансов, тем более что дни главного руководителя финансового ведомства И. А. Вышнеградского были сочтены ввиду его серьезной болезни.

Восстановление свободного вывоза хлеба должно было улучшить вексельный курс и значительно поднять цены на бумаги. Абаза сыграл на повышение при посредстве А. Г. Рафаловича. И Абаза, и Витте знали Рафаловичей по Одессе. Во время своего студенчества Витте был учителем детей этой богатой одесской семьи. Рафалович сообщил Витте о данном Абазой поручении купить какие-то бумаги на большую сумму. С. Ю. Витте доложил об этом Александру III, и Абазе пришлось покинуть свой пост и выйти в отставку.

Витте умел слушать. Это – редкая у нас способность. Читатель, конечно, часто бывал в публичных заседаниях, и от его внимания не ускользнуло следующее явление: раньше чем внимательно выслушать чье-нибудь изложение и согласиться с ним убежденно или возражать основательно, «слушатель», вернее, присутствующий в собрании, заранее сосредоточивается на своем слове, говорит не на тему, повторяет уже сказанное или возражает невпопад и без надобности. Потребность «отсебятины» у нас страшно развита, словно оратор желает заявить о своем существовании: «говорю – значит существую». Сумма вреда, причиняемого нашим словолюбием, наклонностью «к словесности» и диалектическому «пулеметству» так велика, что если бы ее превратить в материальные ценности, то мы были бы самым богатым народом в мире.