С. Ю. Витте

Я познакомился с Витте, когда он уже был уволен – так внезапно и грубо – с поста министра финансов и любил уличать своих коллег, в особенности своего злокозненного врага Плеве, в беззакониях и произволе, искренне забыв, что, например, историческую реформу восстановления золотого денежного обращения сам провел с нарушением законного порядка, помимо Государственного совета. Но и теперь он видел болезнь самодержавия в ведомственной розни, я же старался доказать ему, что это лишь симптом болезни, подобно тому, как кожная сыпь служит лишь признаком внутреннего недуга. По его убеждению, для излечения болезни достаточно было добиться объединения деятельности министров, для чего и создать кабинет с премьером во главе, причем эта мысль не отрывалась от представления себя в роли премьера. Я же пытался привлечь его внимание к конституционному устройству, которое, за отсутствием практической надобности, так мало его интересовало, что он не отличал пассивного избирательного права от активного. После первой беседы, вероятно, не без его подсказа, в «Гражданине» Мещерского, читаемом государем, появилась статья, развивавшая мысль об образовании кабинета министров, на что я ответил статьей в «Праве», которое, как утверждает запись в дневнике Богданович, в 1904 г. лежало у государя на письменном столе. В ответ на эту статью Витте снова просил приехать к нему для продолжения беседы, и моим успехом было, что, уезжая осенью в Сочи, он взял с собою руководства по государственному праву и по возвращении был ориентирован во всех основных вопросах. Отсюда позволительно было заключить, что эта тема приобрела уже для высших сановников интерес практический. Действительно, были этому и другие доказательства, весьма оригинальные: два товарища министра – В. И. Ковалевский и Д. А. Философов – обратились ко мне с просьбой написать проект высочайшего манифеста, в котором в самых общих выражениях высказано было бы намерение созвать народных представителей. Идея эта, по словам Ковалевского, принадлежала управляющему Канцелярией его величества барону Будбергу, который имел в виду представить такой проект государю для опубликования на Пасхе. Практических результатов попытка не имела, но проект сохранился в бюрократических архивах и вместе с некоторыми другими материалами был представлен Витте в качестве «примерного дела» при выработке Манифеста 17 октября. Другая просьба, не менее неожиданная, исходила от министра земледелия А. С. Ермолова. В своем служебном кабинете он просил меня достать ему нелегальное издание – проект российской конституции, выработанный и изданный «Союзом освобождения»[151]. Исполнив просьбу, я обратил его внимание, что нужно спешить, ибо положение быстро и катастрофически ухудшается, но он только развел руками: «Мы сделали все возможное, чтобы убедить государя, но все было тщетно». <…>

Борьба за конституцию (1904–1905)

Юбилей сорокалетия судебных уставов составляет отчетливую грань в ходе освободительного движения. Первое открытое выступление широким фронтом, бодрое и решительное, встретило со стороны власти бессильное колебание – явное нежелание допустить банкеты и неспособность воспрепятствовать их устройству. Такое соотношение внушало ощущение бесповоротной победы, и с этого момента движение становится стихийным, его уж нельзя удержать и трудно направлять. Правительство тоже не могло остаться чуждым этому впечатлению, и еще в ноябре созвано было особое совещание для рассмотрения выработанного Мирским проекта коренных преобразований, исходившего точно также из признания «необходимости восстановить законность, значительно поколебленную в последние годы» и включавшего приглашение выборных от земства в Государственный совет. Конечно, такая полумера не могла бы удовлетворить повышенное настроение, но и она не была осуществлена. 12 декабря опубликован был указ Сенату о «мерах к усовершенствованию государственного порядка», в котором возвещался ряд реформ, но без упоминания о призыве народных представителей. Вместо этого выпущено было одновременно правительственное сообщение, которое задним числом осуждало «шумные сборища», предъявлявшие несовместимые с «исконными основами существующего государственного строя» требования. Осуществление реформ возлагалось на председателя Комитета министров Витте. Я был у него в самый день опубликования этих правительственных актов, и уже тогда до меня дошли неопределенные слухи об изъятии из первоначального проекта важнейшего, с принципиальной точки зрения, пункта о приглашении народных представителей. Пункт этот стоял в проекте под номером <третьи>м, что дало повод к бесчисленным остротам: с третьим числом у российского гражданина связывались самые невеселые представления – жандармерия была учреждена Николаем I под названием Третьего отделения, по третьему пункту (788-я ст<атья> Устава о службе гражданской) чиновники увольнялись от службы без прошения.