С. Ю. Витте

Пока в России разыгрывались эти крупные события, Витте вел в Портсмуте трудные переговоры о мире с Японией. Его назначение первым уполномоченным было неожиданным и, как выяснилось, в значительной мере вынужденным. Перед отъездом в Америку он просил к нему приехать, и впервые мне пришлось с полчаса дожидаться приема и провести это время в обществе его супруги на открытой веранде их дачи на Елагином острове, причем Матильда Ивановна еще афишировала отношение к редактору «Права»: увидев подъезжавшего в экипаже коменданта Зимнего дворца Сперанского, она вызвала слугу и сказала ему: «Меня нет дома, а Сергей Юльевич занят». Витте был заметно взволнован и все порывался вскочить с кресла, но в крошечном дачном кабинете разгуляться большими шагами было мудрено, и он чувствовал себя, как в клетке. Я поздравил его с назначением и сказал, что беру назад предсказание о конце его государственной карьеры: напротив, после заключения мира она засияет новым блеском. «Вам легко предсказывать, а представляете ли вы себе, как трудно заключить почетный мир? Недаром же отказался и Нелидов, и Извольский, и Муравьев – только после этого ухватились за меня. Значит, это не так просто». Я возражал, что инициатива Рузвельта (которого он упорно называл Рузельвельт) слишком авторитетна, чтобы, опираясь на нее, нельзя было преодолеть всех трудностей. Муравьеву с его напыщенностью и самовлюбленностью не удалось бы использовать значение этой инициативы, «но вы-то сумеете извлечь из нее максимум в пользу России, заключите мир и вернетесь триумфатором, чтобы вновь сыграть руководящую роль во внутренних событиях». – «Да, хорош ваш Муравьев. Он ведь сначала согласился, а как узнал, что получит не 100 тысяч рублей, на которые рассчитывал, а только пятнадцать, так и полез на попятный и объявил себя больным». Об этом Витте сообщает и в своих воспоминаниях[153], и как ему не поверить, если и граф Коковцов рассказывает в мемуарах, что когда Куропаткин назначен был главнокомандующим, он ультимативно потребовал такого же содержания, каким пользовался вел<икий> князь Николай Николаевич в русско-турецкую кампанию, а именно 100 000 р<уб>. в месяц и фуражные деньги на 30 лошадей[154]. Долго еще жаловался Витте на сложность своего положения ввиду явно враждебного отношения к нему государя и «придворных кругов, которые будут бросать палки в колеса и потом вешать на мне собак, какой бы мир я ни заключил». Приглашение меня накануне отъезда (до меня Витте принимал Суворина) было первым шагом строго обдуманного плана расположить к себе при выполнении трудной миссии общественное мнение, и, как известно, план этот он весьма умело осуществил, вся американская печать была на его стороне, и так он был внимателен к прессе, что, подписав мирный договор, не забыл послать мне телеграмму с благодарностью за доброжелательное предсказание. Но и его предвидение, что, какой бы мир ни заключить, виновника будут всячески поносить, оправдалось в формах совсем невероятных: правые издания утверждали, что у сахалинских каторжников больше представления о чести и национальной гордости, нежели у Витте, и после присвоения графского достоинства в реакционной печати дана была ему кличка «граф Полусахалинский». Думаю, что и титулом графа он обязан был больше императору Вильгельму, оказавшему ему на обратном пути из Америки в Петербург демонстративно почетный прием.

Гессен И. В.

В двух веках: Жизненный отчет // Архив русской революции. Т. 22. Берлин, 1937. С. 177–179, 186–188, 203–204.

И. Я. Коростовец Страница из истории русской дипломатии: русско-японские переговоры в Портсмуте в 1905 г.

Глава II. Переезд в Америку. Шербург. Состав нашего посольства. Корреспонденты. Пароходные впечатления и беседы. Витте со своими сотрудниками

Сергей Юльевич Витте с семьей и членами русской делегации выехал из Парижа в Шербург 13/26 июля. В числе наших спутников были профессор Мартенс, генерал Ермолов, директор Департамента государственного казначейства Шипов и состоящий при нем Батчев и полковник Самойлов[155]. Агент Министерства финансов в Париже Рафалович присоединился к нашей компании до Шербурга. На вокзале Сан-Лазар в Париже оказалось много провожающих, в том числе наш посол Нелидов и чины посольства, барон Гавриил Гинзбург, сын известного петербургского банкира Горация Гинзбурга, генерал Вогак – участник злосчастного предприятия на Ялу и наш посол в Испании граф Кассини.