С. Ю. Витте

В первые дни после 17-го октября мне было сообщено из Департамента полиции, что было бы неудобно мне оставаться на Каменноостровском проспекте в моем собственном доме. Так как это помещение для меня весьма удобно, то я не хотел его оставить, но мне передали, что ввиду отдаленности этого дома от министерств и центра, а с другой стороны, необходимости министрам и другим высокопоставленным лицам приезжать ко мне, будет крайне трудно их охранять во время проезда ко мне и в особенности въезда в мой дом.

Мне предложили занять помещение в запасном доме при Зимнем дворце… Хотя это для меня было крайне неудобно, но я был вынужден на это согласиться, и через несколько дней после моего назначения, приблизительно около 27 октября, я переехал в новое помещение налегке, почти ничего не трогая из моего дома, в который, я был уверен, мне скоро придется вернуться или живым или мертвым.

В течение этих 10 дней, когда я продолжал жить в моем доме, я жил так же, как я жил ранее, не допуская никакой полицейской охраны, и чувствовал себя совершенно спокойным, дверь моего дома была открыта, и ко мне приходили люди без особого разбора. Дежурил только днем один чиновник Комитета министров и курьер.

Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 2: Рукописные заметки. СПб., 2003. С. 209–219, 229–236, 244–245, 265–266.

[С. Ю. Витте] Воспоминания

В самый разгар революции, когда я ежедневно и ежечасно подвергал свою жизнь опасности, – меня на каждом шагу предупреждали, чтоб я не ехал туда-то, скрывался бы оттуда-то, говорили о необходимости иметь какую-то охрану, я, несмотря на это, в течение полугода жил без всякой охраны, ездил всюду, не имея не только официальной охраны, но и тайной. Мне часто давали знать по телефону, чтобы я не ехал туда-то и берегся, сидел бы столько-то дней дома, – я никогда не исполнял этого, но должен сказать, что когда я находился у себя, ложился спать, зная, что утром на следующий день мне придется ехать туда и туда, – я все время страшно боялся, и когда мне приходилось спускаться с лестницы, садиться в экипаж и затем ехать туда, где есть публика, народ, то, выходя из дому, я всякий раз страшно трусил, боялся, но как только я усаживался в экипаж и ехал, у меня эта боязнь проходила, и я ехал, чувствуя себя так же спокойно, как в настоящее время, когда я диктую эти строки. <…> Мне говорили лица, знавшие Скобелева (я тоже его знал), что и он им говорил то же самое, т. е. что до тех пор, пока он не выходил под пули, в самый бой, – он всегда трусил, но как только он выходил перед солдатами, и начиналась стрельба, он забывал о своем страхе, и стрельба не производила на него никакого впечатления.

Витте С. Ю.

Воспоминания. Т. 1. Таллинн; М.,1994. С. 25.

М. А. Ушаков [199] Воспоминание о беседе с великим князем [200]

1) Почему произошло свидание? 2) Как и где? 3) Что говорили 15-го[201] октября 1905 года.

Волнение народа и общая политическая забастовка невольно наталкивали каждого благоразумного человека, любящего свое отечество и желающего добра рабочим, на мысль: что может успокоить народные массы? Чем приостановить массовые политические забастовки, которые приносили вред как правительству, промышленности, а также своим частым безрассудным повторением и рабочему классу?

Для этого нужно было знать, на что главное народ выражал свое негодование и чего он желал?

Выражал же он негодование на существующий образ правления России и людей, которые отделяли царя от народа, окружая его бюрократическим средостением. Народ не принимал никакого участия ни в законодательстве, ни в обсуждении государственных вопросов. Следовательно, требовалось введение нового государственного управления и упразднение старого, что и могло бы успокоить взволновавшиеся народные массы и улучшить их жизнь. А тем самым приостановить политические забастовки, вредно отзывающиеся на государственном бюджете. Что и явилось бы спокойствием для страны и благоденствием для народа. И явилось бы актом великой мудрости, как для монарха, так и для правительства. Эти мысли не выходили у меня из головы.

Я видел, как рабочих везде и всюду старались натолкнуть на революцию. И убедить их, что только грубой физической силой рабочие могут улучшить свое положение… Свергнуть существующую власть, после чего народ будет управлять собою сам, через посредство своих выборных правителей.

С этой идеей я был несогласен и считал, что это принесет рабочему классу страшный вред, ибо восстановится буржуазная республика.