Мне осталось неизвестным, какие плоды собрал граф Витте от моей статьи, помещенной в газете «Свет». Вероятно, кое-какие все-таки собрал, т. к. благожелательное и «милостивое», если так можно сказать, отношение главы императорского правительства к какому-то, хотя и старшему, но только столоначальнику, стало все более и более проявляться. Если Вуич по-прежнему оставался в рамках корректной и любезной сдержанности, то чины канцелярии и особенно будущий камер-юнкер И. И. Тхоржевский подчеркнуто «свивались в колечко» при встрече за общим завтраком, который «возглавлял» сам его сиятельство: чины канцелярии засиживались до шести, а иногда и до семи часов вечера, не уходили, вернее сказать, «не убегали» в полдень в ближайшие рестораны, как это делали старшие чины министерств, а завтракали здесь же в квартире, какую временно занимал граф Витте. За все время моего пребывания при графе Витте как председателе Совета министров мне пришлось быть всего три раза: я являлся в 9 час<ов> утра, чтобы через курьера передать графу сводку из иностранных газет, о чем я уже говорил, и если не приглашался им, то являлся на обычный доклад к 9 часам вечера. Все эти «люди-людишки» вырастали и питались соками тех «сфер», где уже и тогда выращивалась лютая злоба как к Витте, так и к его «конституционализму» и к самому Манифесту 17 октября: там не шли, даже в критические дни, дальше идеи булыгинской Думы: «Мнение – земле, а решение – царю». Поэтому я нисколько не удивился, когда три десятилетия спустя прочел в парижск<ой> газете «Возрождение» воспоминание об этих завтраках того же, уже в звании камер-юнкера, Тхоржевского, где, вспоминая о «виттевских» пирожках – обычные жареные пирожки, но проложенные по разрезу хорошим слоем паюсной икры, – Иван Иванович, следуя Крыжановскому, трактовал историческую личность Витте не более, как только «всероссийский лопух»[226].
<…> Каково же было отношение к первому министру первого конституционного правительства в той среде, где со времен Новикова и декабристов ждали конституции и принесли немало тяжелых жертв в неравной борьбе с деспотизмом самодержавия во имя правовой правды и социального равенства?
На Невском проспекте я встретил А. А. Мануйлова, моего бывшего профес<сора> полит<ической> экономии, в ту пору декана юридического факультета Московс<кого> университета. В свое время я много занимался в его семинаре, как и в семинаре проф<ессора> И. Х. Озерова. Со слов проф<ессора> Новгородского[227] он знал о моем необычайном служебном повышении. Aп<оллон> Ал<ексан>др<ович> очень оживился и даже обрадовался моей необычайной карьере и еще больше заинтересовался, узнав от меня, что я нахожусь в непосредственной связи по должности состоящего при председателе Совета министров с графом С. Ю. Витте. Он предложил мне совместно позавтракать с ним, и мы зашли в ресторан, что против Казанского собора.
Меня немало удивил первый вопрос Ап<оллона> Ал<ексан>др<овича>:
– Неужели это верно, как говорят у нас в Москве, что созыв Думы, обещанный по манифесту, откладывается на неопределенное время и имеется то ли проект, то ли «мысль высоких сфер» о замене законодательной Думы Думой совещательной?
– Московские брехунцы, Aп<оллон> Ал<ексан>др<ович>, занимаются очень опасным делом, – ответил я. – То, что вы мне сообщили, очень важно, и я попрошу вас сейчас же, после завтрака, поехать со мною в контору газеты «Свет» Комарова. Там мы возьмем № от 8-го января, и вы прочтете мою статью, она подписана «Алексей С.». Это и будет моим ответом на ваш вопрос. Чтобы вы, Aп<оллон> Ал<ексан>др<ович>, поняли значение и ответственность написанного там, вы должны знать, что прежде, нежели отправить эту статью, я не мог не представить ее на просмотр графу, и он сам, чрезвычайно ее одобрив, после того как «Новое время» отказалось ее напечатать, попросил Комарова ее напечатать.
Мануйлов слушал меня, не перебивая.
– Я не спрашиваю у вас имена тех, кто распространяет эту брехню, но не можете ли вы, Aп<оллон> Ал<ексан>др<ович>, сказать, из каких московских кругов она идет?
– Она идет из тех кругов, которым очень было бы желательно, чтобы это осуществилось, – правое дворянство и те, кто считает себя выразителями так называемых народных «низов». Однако, Aл<ексей> Ал<ексан>др<ович>, эта брехня, как вы называете эту «молву»…
– Молву? – не удержавшись, перебил я, – вот как!