С. Ю. Витте

Я показал записку графа. «Замечательно! Можно сказать, событие. Конечно, мы ее напечатаем. Как можно такое не напечатать, уже по тому одному, что автор – ближайшее лицо к главе правительства». И мы отправились завтракать в «Европейскую», т. к. утренние часы Михаил Алек<сеевич> Суворин, фактический редактор, был занят составлением «завтрашнего» №-ра. Мы пришли к нему в половине <третье>го. Он очень быстро пробежал глазами статью, кое-где останавливаясь, и сказал: «Я без отца ничего сказать не могу. Вещь очень ответственная! Приходите часов в семь». Столыпин меня поджидал, и мы пошли с ним к Мих<аи>лу А<лексееви>чу…

– За такою подписью мы никак не можем печатать статью. Алексей Спасский!.. Кто это такой?

– Как кто? – воскликнул Столыпин.

– Позвольте, Александр Аркадьевич! Это мы с вами знаем, да и то только то, что господин Спасский блестящий «говорун». Мы заплатим по рублю за строчку и еще дадим сто рублей дополнительно, если под статьею будет подпись: «граф Витте».

– Позвольте, Михаил Алексеевич, – ответил за меня Столыпин, – вы же понимаете, что это невозможно…

– Конечно, невозможно! Но и нам печатать такую вещь тоже невозможно… Впрочем, – немного подумав, сказал Суворин, – пусть статья будет подписана полным именем господина Спасского с добавлением «состоящий при председателе Совета министров».

– Это тоже совершенно невозможно, Михаил Алексеевич, – ответил я.

– Ну, господа, – поднимаясь, сказал Суворин, – на этом покончим.

Барометр Эртелева переулка прыгал, показывая политическую погоду: граф Витте был «сомнительной лошадью» и «ставить» на нее было очень рискованно… И все-таки спустя недели три «они» поставили на эту лошадь, да еще как?! Триумфально! Об этом – в следующей главе.

В десять часов вечера того же дня я был у графа… Граф был очень раздосадован отказом «Нов<ого> врем<ени>». Вставал вопрос – в какую газету направиться. Ведь нужна была газета, которую ежедневно читал государь или, во всяком случае, просматривал первую страницу. Кроме «Н<ового> в<ремени>» в Петербурге были только две газеты, нам нужных: кн<язя> Ухтомского и Комарова «Свет», газета, которую любил и, кажется, внимательно читал государь. Граф написал на своей визитной карточке несколько любезных слов В. В. Комарову и, между прочим: «Вы мне доставите большое удовольствие, если напечатаете присылаемую вам статью».

5-го после обеда я направился к В. В. Комарову. На мой звонок, быть может, излишне резкий, кто-то быстро подбежал к двери и, открыв ее, сейчас же на меня зашикал:

– Висс<арион> Виссap<ионович> спит! Чего вы звоните?

– Простите, сударыня, я не знал! – На пороге стояла полная дама.

– Кто вы такой? Что вам нужно? – шепотом спросила она.

Я также шепотом ответил:

– От графа С. Ю. Витте с письмом к Висс<ариону> Висс<арионови>чу.

– Пожалуйста! Прошу вас, войдите! Я не знала, – сказала дама тем же шепотом, вводя меня в большую залу, – он скоро проснется.

Дама была жена В. В. Комарова. Почти сейчас же из смежной с залой комнаты послышался недовольный голос: «Кто там? Кто пришел?» Г-жа Комарова пошла в ту комнату, откуда раздался вопрос, с письмом графа и моей статьей. Я остался один и довольно долго сидел, ожидая выхода хозяина. Не менее как через полчаса в дверях появился сам Комаров. «Очень рад, очень рад познакомиться. Прошу передать Сергею Юльевичу мою благодарность за внимание. Я сам привезу графу ответ. Очень рад. А вы что же! Состоите при графе?» Я ответил. «Так! Так! Очень приятно! До свидания!» – очень корректно и никак не обнадеживающе говорил Комаров.

«Ну, что ж, подождем», – сказал граф, когда я передал ему ответ.

Я не имел ни своего стола в канцелярии, ни того, что называется рабочим кабинетом. Ожидал я приема в той большой комнате, длинной, полутемной, с окнами, выходившими на небольшой двор, где высилось большое здание, затемнявшее комнату, в которой обычно заседал Совет министров, и когда было нужно мне что-либо писать, работал за столом, крытым сукном «бордо», темно-красным, Совета министров.

7 января часа в четыре курьер меня пригласил к графу. Едва я вошел, как сидевший у стола графа небольшого роста господин вскочил, почти подбежал, схватил мою руку в свою пригоршню и радостно воскликнул: «Печатаем! Печатаем! Замечательная статья, поздравляю! Завтра печатаем», – и, обращаясь к графу, – это и был сам В. В. Комаров, – глядя на меня как-то особенно любовно: «Поздравляю вас, граф! Талантливого человека вы имеете в лице госп<одина> Спасского…» Все это было как-то необычайно и даже, можно сказать, «неловко»! Статья была напечатана в «Свете» 8-го января…

В чем же дело? Откуда этот восторг Комарова, столь не свойственный холодной петербургской манере, где можно было меньше всего встретить «экзальтации»?

«Нет ничего тайного, что бы не стало явным»