Я не намерен заняться здесь разбором тактики партий и историею выборов в Первую Государственную думу, но счел нужным коснуться этого вопроса постольку, поскольку он мне казался важным для выяснения отношений к нему Витте и его кабинета. История этой эпохи, конечно, будет со временем написана, и хотя, не будучи даже пророком, можно предсказать, что будет она писаться под влиянием партийных симпатий и антипатий, но, конечно, настанет время и для беспристрастной ее разработки. Поэтому я воздерживаюсь от более подробного повествования об успехах кадетов и их видимых причинах, ограничившись сказанным выше.
Витте не ожидал таких результатов выборов и был ими поражен. Кажется, я был единственным человеком в Совете министров, который предсказал заранее победу кадетов или по крайней мере громко предрекал ее. Помню, когда после победы этой партии в Петербурге я сказал, что в Москве число поданных голосов будет еще больше, на меня и Витте, и Дурново посмотрели с некоторым сожалением, как на человека, не находящегося в курсе дела, и спокойно ответили, что в Москве сильна только одна партия – купеческая, а что она решила провести кандидатов «Союза 17 октября». Когда результаты подтвердили мое предсказание – это, видимо, произвело большое впечатление на Витте, и он первый заявил, что я был прав, а он ошибся.
Отношение его к победившей на выборах партии было определенное – он считал ее вреднее и опаснее для России, чем социалистов или даже анархистов: он говорил, что с крайними партиями может быть открытая и честная борьба, а со скрытыми революционерами, как он называл кадетов, борьба только на хитрости. Он не скрывал от некоторых из нас, что, по его убеждению, ввиду результатов выборов Первую Думу правительству придется распустить, так как работать с нею никакое правительство не будет в состоянии: кадеты не захотят помочь правительству умиротворить и устроить Россию, так как, говорил он, единственная их цель – управлять самим, а не служить царю и стране. Он указывал на то, что самую монархию, хотя бы и строго конституционную, кадеты признавали только неизбежным временно злом, не скрывая своих симпатий к республиканскому образу правления, конечно, при том условии, если они сами будут во главе правительства. Конечно, Витте не занимался предсказаниями и не пытался предвидеть все, что случится, но я должен засвидетельствовать, что он совершенно правильно указал мне, например, что кадеты поведут с правительством парламентарную борьбу в Думе, стараясь придерживаться конституционных традиций, а именно это обстоятельство, по его мнению, затруднит правительство в приискании такого повода для неизбежного роспуска Думы, который ясно доказал бы всему миру, что вина падает не на правительство, а на самое Думу. Как устроить это – он мне не говорил, но ясно было одно: как только выяснился состав будущей Думы, т. е. в середине апреля, Витте был уверен, что о совместной работе с новым парламентом, которого он так жаждал и на который он указывал государю как на якорь спасения, речи быть не может.
В свое время Витте возлагал большие надежды на депутатов из крестьян, считая, что они дадут устойчивую группу консервативных, а во всяком случае преданных царю и монархической идее членов Думы. Теперь он говорил, что эта надежда у него пропала, так как кадеты обманут и опутают их несбыточными, но хитрыми обещаниями, из-за которых крестьяне будут их поддерживать и когда-то догадаются, что их надули. Сам Витте был не прочь допустить и узаконить экспроприацию земель частных владельцев в пользу крестьян, но подчеркивал, что к этому средству следовало бы прибегнуть, только убедившись, что оно принесет действительную пользу и народу, и стране, а кадеты, говорил он, непременно сделают это предложение, но не ради блага России, а ради только своих партийных целей, для того чтобы добиться преобладающего значения, чтобы увеличить свою популярность среди массы населения.
Я считаю нужным упомянуть об этих впечатлениях, так как думаю, что они не были без влияния на принятое тогда же нашим председателем решение, хотя, сообщая нам о нем, он ни полсловом не обмолвился об этих мотивах, выставивши совершенно иные; но так как, с другой стороны, он не скрывал в беседах с нами своих мнений о будущности Государственной думы, то сомневаюсь, чтобы они не играли никакой роли, когда он обратился к государю с просьбою уволить его накануне созыва первого российского парламента, на осуществление которого им было потрачено столько времени и труда. Мне кажется тоже любопытным, само по себе, припомнить резкость суждений графа Витте, высказанных в такое время, когда нервы его были напряжены вне всякой меры, в известной части своей не лишенных, однако, политического предвидения, как бы ни смотреть на его личные убеждения и на те планы, которые он лелеял в душе.