С. Ю. Витте

Граф спокойно отвернулся и отошел в сторону.

Рука премьера осталась висеть перед спиною предшественника.

Столыпин немедленно уехал из Гос<ударственного> совета и попросил у царя экстренной аудиенции. На аудиенции Столыпин рассказал о полученном им оскорблении и просил разрешения вызвать Витте на дуэль.

В это время царь был окончательно настроен против Столыпина. Придворные шептуны добились опалы Столыпина тем же путем, каким им обыкновенно удавалось развенчивать всех фаворитов царя; они постоянно указывали на то, что фигура Столыпина заслоняет фигуру царя, что он становится все более популярным и что народ считает настоящим главой России не его, Николая, а Столыпина.

Вот почему царь уже тогда решил сместить Столыпина с поста председателя и дать ему хоть и почетную, но менее влиятельную должность наместника на Кавказе.

Царь отказал Столыпину в разрешении вызвать Витте на дуэль.

Он даже, по-видимому, был доволен этим скандалом. В придворных кругах передавалось, как царь с удовольствием и не без злорадства рассказывал своим близким о том, как Столыпин «получил нос».

Дуэль не состоялась. Столыпину пришлось проглотить оскорбление.

Что привело гр<афа> Витте, государственного деятеля, спокойного и уравновешенного, к такому шагу, как будто мало подходящему к его сану и возрасту?

Об этом я и хочу рассказать.

Пусть читатель не подумает, что этот мой рассказ – плод фантазии.

Правда, он напоминает Рокамболя[233], но все то, что здесь изложено, было на самом деле, и все данные, приводимые мною, подтверждаются официальными документами.

Бомбы в трубах

На Каменноостровском проспекте рядом с огромным домом Лидваля находится небольшой двухэтажный и с виду весьма скромный особняк, принадлежавший в то время графу Витте.

Ночью этот дом почти слепой. Толстые занавесы плотно закрывают окна. Отставленный от политики граф Витте, все еще надеющийся, что его призовут к власти, занимается составлением своих мемуаров.

Только в верхнем этаже налево от гостиной иногда виден свет. Эта комната принадлежала приемной дочери графа до выхода ее замуж. С того момента никто ею не пользовался, она имела почти нежилой вид. По сравнению с другими комнатами занавеска там была довольно тонкая. Комната эта была нежилая, но в конце января 1907 г. с улицы в этой комнате по ночам был виден довольно яркий свет. Дело в том, что один из ближайших сотрудников графа Витте, действительный статский советник Гурьев, по поручению графа в это время производил какую-то историческую работу и для этой цели ему была отведена эта доселе нежилая комната.

Гурьев обладал слабым зрением, и при занятиях ему требовалось очень сильное освещение. Вот почему в последние дни января месяца 1907 г. особняк графа Витте, темный и слепой по ночам, ярко светил теми окнами, в которых занимался Гурьев.

В ночь на 26 января, во втором часу, какой-то гражданин, остановившись со стороны Каменноостровского проспекта у запертых на замок решетчатых ворот дома графа Витте, крикнул, обращаясь к дежурному в это время дворнику Дмитрию Фокину:

– Эй, иди сюда.

Когда Фокин подошел, неизвестный спросил:

– Барин ваш где спит?

– Не знаю.

– Если спит с правой стороны, то скажи, чтобы он ушел оттуда.

И исчез, заявивши:

– Скажи барину, что он завтра записку получит.

Этот человек был одет в длинную шубу верблюжьей шерстью вверх (доха), в фуражке фасона форменных фуражек, но без кокарды и форменных околышей и канта. Разговаривая с дворником, он запахнулся шубой так, что нижняя часть лица была прикрыта.

Дворник об этом рассказал старшему и младшим дворникам графа Витте, но никто на это не обратил особого внимания.

После нескольких дней перерыва в своих занятиях Гурьев в ночь на 30 января пришел на работу. Оказалось, что несколько дней, пока он не приходил на занятия, не топили, комната успела остыть, и Гурьев распорядился, чтобы печку затопили.

Вдруг он услышал несколько странных отрывистых фраз истопника:

– Да тут что-то понакладено, тут что-то спрятано, и откуда здесь веревки?

Гурьев заинтересовался. И он, и истопник полагали, что это трубочист потерял в трубе свой инструмент. Истопник стал вытягивать из вьюшечного отверстия веревку, к концу которой был привязан какой-то груз. Сразу стало ясно, что это не инструмент трубочиста. Груз был кубический, по размеру больше кирпича, и оказался очень тяжелым предметом, обшитым холстом. Гурьев вместе с истопником принялся резать холст в разных направлениях.

Когда холст был разрезан, открылась поверхность предмета и обнаружился деревянный ящик, на крышке которого ближе к короткому краю оказалось проделанное в доске отверстие величиной с трехкопеечную монету, из которого торчало наружу открытое горлышко какого-то пузырька. Торчало оно на высоту приблизительно толщины пальца. Стало ясно, что горлышко – это приемник, а предмет – разрывной снаряд.