С. Ю. Витте

Посмотрим теперь, какова была внутренняя экономическая политика Сергея Юльевича. Публика была очарована обильным поступлением косвенных налогов, постоянно дававших превышение против сметных ожиданий. Эти превышения, очень хорошо предвиденные заранее, не включались, однако, в бюджет, чтобы соблазнять непосвященных ростом нашего финансового благополучия и вести тем временем к образованию крупного, так называемого «свободного» остатка. Этот свободный остаток предназначался для покрытия экстраординарных расходов. Г-н Вышнеградский сказал, что бюджетное равновесие будет тогда только достигнуто, когда излишка обыкновенных поступлений хватит и на чрезвычайный бюджет. Этого бухгалтерского эдема мы, положим, никогда не достигали. Но ежегодно крупные суммы предназначались для чрезвычайных издержек, щедро расходуемых на железнодорожное строительство и на усиление подвижного состава существующих обществ. Не стану рассматривать здесь, насколько новые железные линии были, в самом деле, нужны: про Котласскую дорогу уже, конечно, этого сказать нельзя[115]. Во всяком случае, ни на лучшее вооружение армии и флота, ни на школьное дело, ни на вопиющие нужды сельского хозяйства эти расходы не шли. Зато они создавали мираж финансового благополучия, возвращаясь назад в казну в форме косвенных налогов. Поступление этих налогов возрастало, потому что волна казенных платежей ежегодно вливалась в народный оборот, сказываясь ростом потребления водки, сахару, табаку, чаю и т. д. Выгодные результаты железнодорожного строительства на первых порах, сахарная нормировка и начавшаяся винная монополия открывали собою период, когда финансовые предприятия казны стали играть в бюджете очень крупную роль, представляя собою целую треть доходной сметы. В настоящее время эти казенные предприятия уже переросли половину государственных доходов. Сергею Юльевичу мерещилась возможность еще значительно увеличить эти поступления, превратив в регалию и сахарное и табачное производства и хлебную торговлю, вследствие чего рост доходов казны позволил бы значительно сократить налоговое бремя и доставить обывателю, притом дешево, продукты казенного производства. Эта идея, почерпнутая у Генри Джорджа[116], упускала из виду одно маленькое обстоятельство; предоставляя все более широкие круги производства государственному почину, эта система вела к сокращению производства частного и, стало быть, к постепенному закрытию источников народного обогащения. Она вдобавок должна была вести к параличу и без того слабого русского предпринимательства. Г-н Витте хвастливо говорил перед съездом промышленников, что в близком будущем наша выросшая обрабатывающая промышленность будет в состоянии покрыть дефицит по расчетному балансу. Он не предвидел, хотя предвидеть это было нетрудно, что продукты нашего крупного фабричного производства не будут в состоянии конкурировать с западноевропейскими и что им откроются разве, и то с грехом пополам, скромные азиатские рынки. То, к чему он шел, в самом деле было перепроизводство и, как его последствие, – внутренний экономический кризис. Три отрасли промышленности пользовались его благосклонностью и, как результатом ее, казенными субсидиями и правительственными заказами – металлургическая, бумагопрядильная и химическая. Первая была рассчитана на расширение железнодорожного строительства и с ослаблением последнего должна была остаться без рынка. Вдобавок в целях усиленного железного производства утверждались компании, образованные с недостаточным акционерным капиталом и в надежде на казенные заказы вынужденные обращаться за денежной помощью к банкам. В свою очередь, эти банки нерасчетливо отдавали свои услуги по очень дорогой цене, требуя для своих ссуд слишком высокий процент и тем самым губя сперва финансированные ими предприятия, а потом и самих себя. Химическое и бумагопрядильное производства должны были для сбыта рассчитывать на внутренний рынок, а для развития покупной способности этого рынка не делалось решительно ничего. В конце концов, русская деревня была гвоздем всего торгового оборота и как потребительница товаров, и как поставщица предметов вывоза. По странному недосмотру министра, все, составлявшее естественное богатство России и предмет ее вывоза уже при Московском государстве, – хлеб, лен, пенька, шерсть, кожи, сало, – все это находилось в загоне, не пользуясь казенными милостями. По размерам производства льна мы занимаем в целом мире первое место, а между тем по производству полотен мы находимся в самом хвосте, и даже большую часть льна мы экспортируем за границу в сыром виде. Кожи мы вывозим тоже невыделанными, и за выделку их за границей переплачиваем иностранцам совершенно ненужно деньги. Тоже происходит с шерстью, с пенькой, с салом. Достаточно сказать, что наши шерстяные и суконные фабрики количественно недостаточны, а по качеству дают товар, который много ниже западноевропейского. Дошло уже до того, что мы ввозим шерсть в грубом, неотделанном виде и сало для своих свечных заводов. После этого мы удивляемся, что наш расчетный баланс плох. А главный предмет нашего вывоза – хлеб, которым мы могли бы наводнить все европейские рынки, производится у нас так недостаточно, что урожай в 40 пудов с десятины мы признаем средним. О производстве убойного мяса, которым мы легко бы могли заменить американское, а тем более новозеландское, мы и не принялись думать. Зато «Торгово-промышленная газета» за все управление С. Ю. Витте хвасталась ростом нашего чугунного производства, бодро шедшего вперед к неизбежному кризису и поведшего нас к закрытию большей половины доменных печей. Вот краткий перечень заслуг гр<афа> Сергея Юльевича Витте, не говоря уже о том, что он в корне ошибся насчет действительных нужд русской промышленности, воображая, что необходимо поддерживать на казенный счет крупные предприятия, и совершенно игнорируя не только кустарное производство, но и мелкие фабрики, в том числе и те, которые перерабатывали родное сырье. Эта система наградила нас двумя бедствиями: фабричная переработка родного сырья заглохла, а в крупных заведениях, металлургических и бумагопрядильных, преждевременно расцвела искусственно вызванная к жизни социал-демократия.