С. Ю. Витте

Этот знатный мандарин очень боялся собак, и потому Арапку сослали в самую глубь дома. По приказу его хозяина пса заперли на двойной замок, чтобы он никоим образом не побеспокоил важного гостя. Девочка ничего не знала ни об этих особенностях гостя, ни об указаниях отца. Возвращаясь с прогулки, она издалека заслышала жалобные завывания бедного пса. Ей с большим трудом удалось разыскать его убежище и освободить Арапку. Она знала, что встреча отца с Ли Хун Чаном происходила в гостиной. Девочка умирала от желания увидеть его своими глазами. Приоткрыв дверь, она заглянула в узкую щель.

Медленно, величественно, с достоинством вошел знатный китаец в сопровождении свиты, державшейся на почтительном расстоянии. Седая бородка и длинные усы свисали на умном, немного обезьяньем лице. Черная косичка великолепно смотрелась на фоне голубого шелкового одеяния. Верин отец приблизился к нему, чтобы встретить со всеми почестями, полагающимися его рангу. Сразу же с обеих сторон начался обмен любезностями, проходивший со всей торжественностью, которой требовал дальневосточный этикет.

Одна ноздря вельможи дрогнула, и он чихнул. В ту же секунду один из секретарей вскочил со стула. С бесконечными предосторожностями, как будто он держал фарфоровую вазу эпохи Мин, он вытер платком из бледно-голубого шелка нос вице-короля Пе Чи Ли[112]. Знаменитый вельможа Поднебесной, в часы досуга сочинявший стихи, которым мог бы позавидовать Ли Тай Пе, не мог и подумать о том, чтобы пальцы просвещенного человека служили для столь низкого занятия.

Чрезвычайный посол вручил принимавшему его министру подарки от имени его августейшего господина: свиток, исписанный китайскими иероглифами, павлинье перо, головной убор, украшенный веткой коралла, и длинную золотую пластину с эмалевым изображением дракона. Это были эмблемы мандарината. Девочка наблюдала со все возраставшим интересом.

Внезапно посреди бесконечных реверансов на середину комнаты, как пушечное ядро, выскочил яростно лающий Арапка. Он чуть не сбил с ног последователя Конфуция…

Последний ни на секунду не лишился хладнокровия, и лишь подергивание руки выдавало его чувства. Но желтый оттенок кожи его секретарей не мог скрыть бледность, покрывшую их при виде такого оскорбления. Они едва не лишились чувств и дрожали всем телом.

Ли Хун Чан упал в кресло и медленным, полным достоинства жестом вытер лоб, на котором блестели крупные капли пота, в то время как пес носился вокруг мандарина и громким лаем праздновал победу…

Нарышкина-Витте В. С.

Воспоминания русской девочки // Воспоминания В. С. Нарышкиной-Витте. М., 2005. С. 72–75, 81–86, 32–34.

К. Ф. Головин Мои воспоминания

Глава ХІХ

Имя С. Ю. Витте редко кем-либо произносится спокойно. И y противников, и y друзей этому имени свойственно возбуждать страсти. Иные видят в Сергее Юльевиче гениального пересоздателя наших финансов, другие – источник всех зол, постигших Россию за последнее десятилетие. Замечу с своей стороны, что одно это противоречие, несомненно, доказывает наличность у бывшего министра финансов крупного, недюжинного таланта. Нельзя, однако, не признать, что он едва ли заслуживает проклятия одних и превозношения других. Он был первым у нас министром, доступным для каждого и открытым для любой новой мысли. Работоспособностью он отличался необычайной. Энергией он превосходил значительно всех своих коллег. А так как государственному человеку еще важнее быть энергичным, чем обладать творчеством, ему с этой стороны нельзя отказать в главном свойстве, необходимом для преобразователя. Вот его актив, – актив, несомненно, большой. Но едва ли тоже желающие видеть в нем прежде всего преобразователя не ошибаются насчет богатства его творчества. Как раз та легкость, с какою он воспринимал чужую мысль, часто делала его, сознательно или нет, проводником чужих планов. Два главных его новшества были золотая реформа и введение биржевых оборотов в круг деятельности нашего финансового управления. Но эти два новшества он нашел готовыми у своего предместника: И. А. Вышнеградский играл на бирже много и успешно. Иван Алексеевич первый задумал монетную реформу и решился ее произвести, опираясь не на золотой рубль, а на бумажный, посредством фиксации курса.