С. Ю. Витте

Но будем справедливы. Не совсем без заслуг тоже граф Витте. Золотую реформу он провел умело и с большой энергией. Там, где ему не удалось устранить преграды на пути, он через них перешагнул. Металлический фонд он довел очень быстро до высокой цифры, конверсию русских фондов он совершил удачно. Своими заграничными займами он, несомненно, заинтересовал в финансовых судьбах России иностранный денежный мир. Форму и ценность новой золотой монеты он избрал с большой ловкостью, применив ее к существующим металлическим знакам. Наконец, в те счастливые времена, когда приходилось «каналы внутреннего обращения» приучать к золотой монете, он и этого достиг с технической ловкостью. В сравнении с этими успехами незачем, пожалуй, и припоминать тот ребяческий промах, который им совершен по отношению к серебру. Оно осталось в положении промежуточном между полноценной монетою и разменным денежным знаком. Лучшую иллюстрацию этого положения составляет то, что русский рубль при размене на германские деньги равноценен 216 пф., между тем как прусский талер, содержащий серебра менее русского рубля, стоит 300 пф. Происходит эта странность оттого, что талер – открыто билонная монета, содержащая столько же металла, сколько его было в талере во время полноценности серебра. А наш рубль отстал от прежнего размера, но не понизился, однако, по содержанию серебра настолько, чтобы совсем приравняться к размерам лажа[117]. На этом маленьком недосмотре мы проиграли, однако, более пятидесяти миллионов. Но о такой безделице, конечно, и говорить не стоит.

Глава XX

<…> Дорогостоящая постройка Сибирской ж<елезной> д<ороги> и переход на золотую валюту далеко не встречали в Петербурге единодушного одобрения. Многие повторяли, что разом предпринимать то и другое – значит добровольно идти на верный провал. Доступность нашего рынка для иностранных капиталов, признаваемая Сергеем Юльевичем за наиболее ценное последствие денежной реформы, его коллег скорее пугала. Перспектива увидать Россию открытою для всемирной спекуляции и наши минеральные богатства в руках международного еврейства – эта перспектива совсем не улыбалась патриотам. Нечего и говорить, что она еще менее нравилась сторонникам раздутого бумажного обращения, как С. Ф. Шарапов, и биметаллистам, как г-н Бутми. Шарапов, при всем своем уме, был убежден или по крайней мере уверял, что убежден, в возможности обеспечения бумажных денег стоимостью земли, рассматривая таким образом эти деньги как ипотечную, но беспроцентную бумагу. Биметаллисты уверяли, со своей стороны, что серебро обесценивается благодаря переходу большинства культурных стран к золотой валюте и что возникающий отсюда золотой голод ведет к падению цен на все товары. Как раз первая половина 90-х годов была эпохой наибольшего понижения стоимости хлеба; а потому г-да помещики были очень падки на теорию, будто бы хлеб дешев не от состояния мирового рынка, а от легко устранимых финансовых причин. Они с торжеством доказывали, что при серебряной валюте хлебные цены держались бы на более высоком уровне. В этом они, конечно, были правы, но объясняется это явление тем простым фактом, что серебряный рубль – более низкая единица, чем золотой. Любопытно, что бы они сказали теперь, когда, несмотря на золотую валюту, хлебные цены держатся высоко. Тем не менее в одном они были правы. Русское обращение было серебряное, и чем более понижался бы в цене белый металл, тем выше стали бы цены на все продукты, сбываемые нами за границу. Так как все уплаты и по внутренней торговле, и за наем услуг производились серебром, то это кажущееся приращение к цене русских товаров было бы прямым барышом для людей, которые за все платят серебряными рублями. Всего выгоднее было бы открыть размен на серебро в ту минуту, когда оно сравнялось в курсе с бумажками. По всей вероятности, приобретение таким обширным государством, как Россия, большого количества серебра в слитках приостановило бы дальнейшее обесценение белого металла. Притом серебро, как бы на него ни понижался курс, все-таки представляет реальную ценность, более прочную, во всяком случае, чем ценность чисто кредитная. Но это сделано не было и, кстати сказать, не было сделано еще при управлении И. А. Вышнеградского, когда обе валюты встретились, чтобы разойтись снова.

Все это, как сказано, многие сознавали. И в Государственном совете образовалась группа противников монетной реформы. В. В. Вершинский[118], Н. В. Шидловский, Б. П. Мансуров, барон Менгден были наиболее выдающимися членами этой группы, создававшей Сергею Юльевичу много хлопот. Но и в совете, как в обществе, оппозиция не имела за собою большинства. Члены ее много толковали, очень суетились, но трудно было предвидеть, чтобы их доводы взяли верх над проектами решительного министра. Они верха не взяли, но С. Ю. Витте все-таки счел нужным сократить свою борьбу с оппонентами, испросив в пользу своих проектов высочайшее повеление. <…>